— Что ж, оно и к лучшему, правда, приятель? Не думайте, что я не просекаю, что там скрывается за вашим взглядом. Если у вас ко мне все, учитывая, что вечерок субботний, я бы сделал вам ручкой и дунул куда-нибудь подальше на рыбалку. — Он открыл дверь, провожая их на улицу. — Если вы заподозрили, что я намерен удрать, и собираетесь «вести» меня, то учтите: машину я брошу на парковке и двинусь, как говорят старики, на своих двоих. — И добавил, словно они были из дорожной полиции: — Удовольствия тормознуть меня за превышение, как сейчас, я вам точно уж не доставлю.
— Хотите, я поведу? — спросил Берден, когда они сели в машину, уже зная, что получит отказ.
— Спасибо, сэр, мне нравится сидеть за рулем.
Вайн включил мотор.
— В машине есть лампочка подсветки, Бэрри?
— Да, под панелью. Шнур можно вытянуть подальше.
Самым сложным оказалось развернуться на узкой улочке. Бэрри пришлось проехать добрых сто ярдов вниз, завернуть в переулок и вернуться на ту дорогу, откуда приехали. Эту часть города он совершенно не знал и не хотел рисковать, пытаясь самостоятельно разобраться в таинственной паутине улочек вокруг дома, чтобы выбраться обратно на перекресток.
Ганнер Джонс шел им навстречу по переходу. Кроме него на улице не было ни души, да и автомобиль был только один — их собственный. Джонс поднял руку в командном жесте, чтобы остановить их, но в глубь автомобиля не заглянул, как и не подал виду, что знает, чья это машина и кто за рулем.
— Странный человек, — сказал Бэрри.
— Все вообще очень странно, Бэрри. — Берден направил луч фонарика на конверт, переданный им Таннером Джонсом, на котором тот черкнул два адреса. Адреса были записаны на обратной стороне, а он не мог оторвать глаз от лицевой, использованной, где стоял штамп. — Я сразу заметил, еще когда он взял его с камина. На конверте его адрес: Ниневи-роуд, мистеру Джонсу, это понятно. Но вот почерк — почерк весьма характерный. Не так давно я видел его в одном настольном еженедельнике. И ни с чем его теперь не спутаю. Это почерк Джоан Гарланд.
Глава 19
В шесть часов день был еще в полном разгаре. Ничто не может сравниться с поздними закатами и долгими вечерами, с такой полнотой одаривающими ощущением набравшей силу весны. Куда менее радостным обстоятельством, по мнению заместителя главного констебля сэра Джеймса Фриборна, было затянувшееся без видимых результатов пребывание команды Уэксфорда в Тэнкред-хаусе. А счета, которые постоянно росли! А расходы! Круглосуточная охрана мисс Дэвины Джонс? Во что это обойдется? Нет, девушке просто немыслимо дольше там оставаться. Он впервые столкнулся с подобным упрямством: в восемнадцать лет так упорствовать на уединении в этой обители зла!
Уэксфорд вышел из конюшен почти ровно в шесть. Солнце сияло во всю мощь, и воздух не сулил ни намека на вечернюю прохладу. Где-то вдали он различил шум, похожий на тот, которым сопровождается мощный ливень, если допустить, конечно, что лучезарный, без облачка, купол способен разразиться ливнем. Только приблизившись к парадному входу, он понял, что шумом обязан веселой игре струй в фонтане.
Кстати, раньше ему ни разу не приходило в голову, что это фонтан. Потоки воды выплескивались из трубы, проходившей где-то между ногами Аполлона и стволом дерева. Каскады струй, освещенные косыми лучами солнца, весело переливались цветами радуги. В легкой ряби резвились, выпрыгивая, рыбки. Фонтан настолько преобразил пейзаж, что даже дом утратил, похоже, былую мрачность, двор перестал казаться пустынным, а бассейн — мертвым. Тишина, некогда таинственно-давящая, отступила пред нежными музыкальными всплесками.
Он потянул за шнур звонка. Чей это автомобиль на подъездной дорожке за спиной? Спортивный, на вид не совсем удобный, но определенно новехонький, «моррис-гэраджиз». В дом его впустила Дэйзи. Во внешности девушки он снова уловил перемены: теперь она смотрелась подчеркнуто женственно. Одета по-прежнему в черное, но на этот раз вместо брюк облегающее платьице по фигуре, на ногах — туфли, а не ботинки. Волосы, по эдвардианской моде уложенные на висках кольцами, свободной волной прикрывали затылок.
В облике девушки он подметил нечто новое, едва уловимое. С ходу, пожалуй, не определить, что изменилось, но перемены сквозили во всем: в том, как она ступала, в манере держаться, в гордом повороте головы, в выражении глаз. Казалось, Дэйзи источала призрачное сияние. «Нет радости для взора и души в привычной красоте на грани дня и тьмы. Они лишь призраки в сиянии луны»[17]
.— Вы открываете дверь, — не сдержал он упрека, — даже не зная, кто за ней. Или вы видели меня через окно?
— Нет, мы были в serre. Я включила фонтан.
— Вижу.
— Правда, очаровательно? Посмотрите, какие в нем играют радуги! Его струи смыли даже ту отвратительную злобу с лица Аполлона. Можно поверить, что он и вправду влюблен и страстно мечтает ее поцеловать… Нет, пожалуйста, не смотрите на меня так. Я знала, что все будет в порядке. Сердцем прочувствовала. Поняла, что это добрый человек.