К счастью для Джино, Альдо Динунцио теперь тоже горел желанием добиться успеха!
Кэрри, 1928
Проблема заключалась в том, чтобы держать Уайтджека на расстоянии. На самом же деле это была никакая не проблема, потому что Кэрри чувствовала, что ей этого вовсе не хочется. С какой стати? Только потому, что на нем стоит клеймо: «Личная собственность мадам Мей»? Да мадам Мей была последней, перед кем у Кэрри тряслись поджилки! Старая ведьма! На днях ей стукнет сорок, это уже преклонный возраст.
Кроме того, Кэрри осточертело отдавать половину заработка. Пора линять отсюда. А чтобы слинять, ей нужен был Уайтджек.
Конечно, он распускал руки только в отсутствие мадам Мей.
— Что с твоими яйцами, босс? — вызывающе спросила однажды Кэрри. — Боишься, что Большая Мама их оттяпает?
Уайтджек ухмыльнулся. У него были превосходные зубы, хотя улыбку портил единственный золотой — как раз посередке. Результат давней размолвки с мадам Мей. Они уже десять лет были вместе — с того самого дня, когда он зашел к ней в бордель отметить свое двадцатилетие.
Тут-то она его и подцепила. А теперь ему пудрит мозги эта малышка Кэрри.
Она все еще тощая, как оголодавший кролик. Однако у нее самая соблазнительная грудь в этой части Гарлема. И чем она так завораживает своих клиентов, что они потом не хотят никаких других девушек? Что там у нее за капкан такой между ногами? Длинный сластолюбивый приятель внизу живота твердил Уайтджеку: нужно самолично убедиться!
— Уж как-нибудь сам позабочусь о своих яйцах, — миролюбиво молвил он. — Но, Бог ты мой, что случилось с твоим ротиком? Что-то ты разболталась с тех пор, как полгода назад поступила сюда работать. Тогда ты была таким худющим цыпленочком, который никому не смел сказать: «Бу-у-у».
— У меня «случилось» не только с ротиком, босс. Пожалуй, я скоро отсюда съеду.
— Ты говорила мадам Мей?
— Нет. Зачем? Уж меня-то она не держит на привязи, как некоторых!
Ну, эта сучка его достала! Вечно подчеркивает, что он альфонс.
— Меня тоже.
— Ха! — засмеялась Кэрри. — Большой Мистер Уайтджек. Босс. Знаем, знаем, кто тут настоящий мужчина!
Он рассвирепел.
— Ни хрена ты не знаешь!
— Ха!
Он схватил Кэрри за руку.
— Не распускай губки, девочка! Ни те, ни другие!
— Только не говори, что я тебя завожу, мистер Ледышка!
Он понимал, что ходит по краю пропасти, но что за ад! Надо же усмирить эту сучку! Уайтджек впился поцелуем ей в рот, энергично работая языком. Кэрри всем телом прижалась к нему, в своем тоненьком кимоно.
Он был близок к тому, чтобы утратить контроль над собой, но остатки разума твердили: как бы не влипнуть в историю! Большая Мама в отъезде, но по дому бродят свободные девушки — вдруг они заглянут сюда? Ч-черт! Кто же надеется на сохранение тайны в борделе?
— Давай, босс, давай его сюда! — продолжала дразнить Кэрри. — Я же знаю, что он только того и ждет! — Она начала расстегивать пуговицы у него на брюках. Уайтджек не сопротивлялся, а терпеливо ждал, пока его приятель не вырвется на свободу. Ну, он ей даст прикурить! Трахнет так, как ее еще никто никогда не трахал! Он начал заниматься этим в десятилетнем возрасте, так что Кэрри получит первоклассный хрен с двадцатилетним стажем. Повезло девочке!
— О, малыш!.. О-о-о!.. — Кэрри стонала от наслаждения. — Какой ты… замечательный!
Она сбросила кимоно и вся отдалась во власть Уайтджеку. Они продолжали стоять, но он уже был внутри нее. И это было что-то!
Все на свете перестало для них существовать. Все-про-все на этом мерзопакостном свете!
А потом началось извержение вулкана — мощными, горячими струями!
Он кончил так, как не кончал уже много лет.
Ч-черт! Кэрри абсолютно права: пора рвать когти — им обоим!
Кэрри затянулась длинной тонкой сигаретой. Сладкий дым заполнил легкие. Марихуана. Некоторые называют ее наркотиком, а для Кэрри это прежде всего — расслабленность и покой. По ее губам блуждала мечтательная улыбка. Она передала сигарету Уайтджеку. Тот затянулся и передал дальше.
Они возлежали на кушетках: Кэрри, Уайтджек, пара музыкантов и карлица Люсиль, настоявшая на том, чтобы они взяли ее с собой, когда решили отколоться от мадам Мей.
Но какой это был спектакль!
Мадам не смогла легко и изящно отнестись к потере Уайтджека.
— Поганый толстозадый ниггер, сукин сын, проститутка! — яростно вопила она; платиновый парик растрепался. — Только попробуй уйти от меня — и ты конченый человек! Слышишь? Тебе конец!
Уайтджек не искал неприятностей. Почему бы им не расстаться друзьями?
— Заткнись, женщина, — миролюбиво начал он.
— Не смей затыкать мне рот! — взвизгнула она. — Я знаю тебе цену, Уайтджек! Вижу тебя насквозь! Если сейчас ты бросишь меня ради этой черномазой малолетки, этой потаскухи, ты больше никогда не переступишь порог этого дома! А когда пресытишься ее тощей задницей, ты еще приползешь на брюхе за чем-то стоящим. Слышишь, черномазый ублюдок?
— Слышу. И весь квартал слышит.
И Уайтджек отказался от попыток расстаться по-хорошему. Быстренько уложил свои двадцать три костюма и объявил Кэрри десятиминутную готовность.