Бестолковые рассказы о бестолковости

А кино было задумано масштабное. Название его отливало традиционно красным, для того времени, цветом. Тогда ведь много было всего красного. Предприятия советские носили названия, преимущественно связанные с красным цветом: «Красная заря», «Красный пролетарий», «Красный пекарь» и т. д. И трудились на этих предприятиях красные ткачи, красные токари, красные кондитеры и т. д. (Отчего же они всегда так краснели? Неужели от беспробудного пьянства? Да нет, вроде, дисциплина на таких больших предприятиях поддерживалась в строгости. Может отрывались во внерабочее время? Да, наблюдалось такое явление, но ведь красными работники были только в рабочее время. Неужели меняли окрас синего лица своего, на результаты собственного труда глядючи? Это уже ближе к истине. А значит, совесть-то все-таки была в тягучие те времена). Даже праздник Великого октября-ноября был красным. Ну а уж фильму, повествующему сразу о двух революциях, как говорится, сам Он повелел. Хотя Он, наверное, с самого начала хотел совсем другого. Гложет какая-то, непонятно откуда взявшаяся убежденность — не нужны Ему были изначально ни революции, ни гражданские войны. Но, что уж сделано, то сделано — бес попутал пролетариев. Принялись они за разрушение святых обителей, путая веру с деяниями отступивших от нее продавцов «опиума для народа». И устроил Он тогда глобальную очистительную клизму для всего бесчинствующего населения. А фильму, в конце концов, было присвоено название: «Красные колокола». Колоколам не было ни за что стыдно. Они красны были раскаленностью своей. Шибко бил в них, прокравшийся украдкой краснощекий лукавый, скликая на Русь смерть и разорение.

Съемки были доверены признанному мастеру батальных сцен С. Бондарчуку. Первая часть снималась в Мексике, но военных туда почему-то не пригласили. Поберегли, должно быть, для съемки решающих сцен на территории революционного Петрограда. В Мексике так ведь ничего и не получилось. А у нас-то — о-го-го! Опять лезут в голову, казалось бы, неуместные здесь анекдоты. Нет, все же не удержусь и один из них приведу.

Идет урок в грузинской школе. Учитель задает классу вопрос:

— Вот, скажытэ мне, дэти, кто у нас в стране был и есть лучший джигыт?

— Батонэ, это наверное Гиви из села Гурии.

— А пачему ты думаешь так?

— У нэго самая быстрый в Грузия кон!

— Нэт, генацвали, нэ так это.

— Ну тогда это Михо из Кутаиси.

— А пачему ты так думаешь?

— У нэго самый крэпкий и ловкий в Грузия сабел!

— Нэт, генацвали. Нэ правильно. Запомните, дэти, самый главный джигит у нас в стране — был, есть и будет, вэчно жывой наш, дэдушка — Владымир Илич Лэнин!

— Вах! Нэужэли у него был самый быстрая кон и крэпкий сабел?

— Нэт, дэти, просто они у нэго брата убили, а он им т-а-к отомстыл!

(И на экране замелькали художественные и документальные кадры гражданской войны: рубка белой и красной конниц, массовый расстрел белогвардейцев, расстрел царской семьи, подавление мятежа на тамбовщине и многое-многое другое).

Так вот о наших бесплатных киноартистах. Учебный процесс был очередной раз попран, осмеян, раздавлен и в таком вот отвратительном виде принесен в жертву прожорливому киноискусству. Всякое искусство, как известно, требует жертв. А уж самое для нас важное…

Целый месяц скрещивал военных в шутовских баталиях признанный во всем мире мастер этих самых батальных сцен. На тот же месяц великий мастер вернул великому городу на Неве промежуточное его название — «Петроград» и на этот же период принял лик самого главного военноначальствующего для всех временно необучаемых военных промежуточного города Петрограда.

А еще был великий мастер большим любителем всевозможных дублей. Чертить замысловатые схемы шутовских баталий, включать при этом живое воображение видно стало ему уже недосуг. Притомился, видимо, еще во время съемок «Войны и мира». Поэтому поступал великий мастер предельно просто. Стоя на высоких подмостках, он что-то неторопливо объяснял помрежу, спокойно отходил в сторону и погружался в великие свои думы. Помреж некоторое время растерянно смотрел на колеблющееся перед ним море военных артистов и начинал визжать, отдавая абсолютно бестолковые команды, явно желая выстроить некую, задуманную великим мастером статическую сцену, но не имея никакого представления о том, как это нужно делать и какие слова при этом необходимо говорить военным артистам.

Если бы военные выполняли все эти шедевры команд буквально, фильм бы снимался и по сей день. Но это в планы военных никак не входило и, проявляя сообразительность и высочайшую тактичность, они занимали-таки места, соответствующие замыслу большого мастера. Большой мастер задумчиво осматривал сцену и что-то опять тихо говорил помрежу, и все повторялось вновь. Перестроения длились до высочайшего утверждения мастером статического расположения военных артистов по всей территории площади-сцены.