Бестолковые рассказы о бестолковости

Мастер, уподобившись малому детяти, просто играл в кубики. Построит одну фигурку, глядь слева — вроде ничего, глядь справа — отвратительно. И все поломает. И построит вновь. Только кубиками мастеру служили многолюдные колонны военных артистов. А что начиналось, когда сцене пытались придать динамический характер… Слов нет, на языке одни дубли.

И во что военных артистов только ни рядили, и кого они только не играли! Сначала переодели в некое подобие телогреек с торчащей из многочисленных швов ватой и потертые засаленные картузы. Военные убедительно играли обиженных судьбой пролетариев Путиловского завода — передового отряда могильщиков капитализма (так именовал пролетариат один из его вождей в многотомных своих теоретических трудах). Они выстраивались в многочисленные колонны и кричали: «Долой!». Они так вжились в эпоху, что им уже тоже не нравилась помесь разрушающегося самодержавия с нарождающимся капитализмом. Не нравилось получать среднепролетарскую питерскую зарплату, на которую можно было купить полноценную корову с отвисающим до земли, полным молока выменем. На фиг сдалась пролетариям эта корова! Ее мирное пожевывание могло остудить накал революционной борьбы. И не хлебом единым жив был в ту эпоху пролетарий. Поэтому: «Долой!» и «Даешь!» «Долой» — это, в основном, про самодержавие. «Даешь» — это, как правило, про заводы и фабрики. Многочисленные демонстрации и митинги, митинги, митинги, во время которых звучат шедевры демагогического трепа, настоянного на немногочисленных ингредиентах революционной фразеологии. Вот и весь пролетариат. Даже оружие себе выбрали под стать своему интеллекту — булыжник. Однако после революции 1905 года и этим оружием пролетариату пользоваться стало лень. Отбили, видать, охоту.

Ну, все-таки удалили самодержавие для пролетариев зараженные вирусом революции матросы и военные. Они же удовлетворили пролетарский «Даешь» по поводу фабрик и заводов. И что в итоге? В итоге, чтобы не пасть жертвой освобожденного пролетарского труда, революционному руководству пришлось срочно вводить НЭП.

Неудачные какие-то у прежней России все-таки были пролетарии. Болтливые какие-то и криворукие. Правда, в то далекое время пролетарии в России только-только успели зародиться и, видимо, не успели еще как следует развиться. Потом пролетарии спохватились и попытались ускорить темпы развития своего в рамках социалистического хозяйства. Что-то получалось, особенно на уровне единичных опытных образцов пролетарской продукции.

Но капитализм неожиданно для всех вернулся и практически похоронил своего теоретического могильщика. Уничтожил и гнездовья его, многочисленные ГПТУ. В этот раз не заступились за пролетариат ни военные, ни матросы. А почему не заступились? Да потому что капитализм, пользуясь предательским попустительством продажных и стремящихся к единовластию правителей (суверенитет, однако!), просто взял и помножил их на ноль. Обычно эта операция производится без остатка. В этом случае остаток вопреки законам математики все же каким-то чудом сохранился. Хилый-прехилый такой. Но временами дерзкий, грозит периодически северо-атлантическому союзу, уверенно продвигающемуся на восток. Видимо, когда выпьет лишку тогда и грозит. А как протрезвеет, так сразу слова свои назад забирает. Мол, погорячился. Извынайте, мол, дядько Сэм. Нэ хватае кэросыну.

Но это все еще в будущем. А сейчас военным артистам приходится вживаться в совсем непривлекательные для себя роли. Абсолютно бесплатно.

В очередном своем превращении принимают военные облик дезертировавшей с фронта первой мировой трусливой солдатни. Они правдиво изображали деклассированных трусливых дегенератов в военной форме, но без оружия, в перерывах между запоями выкрикивающих на митингах лозунги пацифистского характера, но с тем же смыслом: «Долой!» и «Даешь!». «Долой» — это про войну. «Даешь» — это про водку и жратву. Ведь чем жив был революционный дезертир? Попрошайничеством, разумеется, и воровством. Воевать, отстаивая интересы России в очередном переделе мира, просто стало недосуг. Работать от гудка до гудка — просто «в лом». А вот так что-то там у кого-то спереть, а потом продать — глядишь на стакан уже хватает. А в кабаке после принятого на грудь стакана разыграется вдруг буйная такая фантазия: притащить языка из-за линии фронта или между делом пленить самого императора Вильгельма — не вопрос! А герою все подливают. С каждым выпитым стаканом герой все более и более бронзовеет, но к утру он вновь приобретает привычный синий цвет, и все повторяется вновь.

Очень жаль, но сыграть правдиво роль дезертира военным никто не даст.

Во-первых, понадобится очень много натуральных горячительных напитков, не предусмотренных бюджетом фильма. Дело в том, что военные, в своей искренней борьбе с фальшью в искусстве категорически не переносят никакой бутафории и все время настаивают на многочисленных дублях.