После похорон и церковной службы скорбящие отправлялись на поминки в дом понесшей потерю семьи. Могла прийти сотня людей, и вы должны были их накормить. Обычно у семьи была корова, которую забивали, и соседи приходили, чтобы помочь с готовкой. Соседи и знакомые ели во дворе и на улице, а члены семьи – в доме. На всех похоронах, которые я посещал, я ел в доме. Неважно, знали ли мы усопшего или нет. Семья видела меня и приглашала в дом.
Будучи ребенком, я понял, что люди бывают разных цветов, но в моей голове белый, черный и коричневый были как сорта шоколада. Папа был белым шоколадом, мама – темным шоколадом, а я – молочным шоколадом. Но все мы были просто шоколадками. Я не знал, что это имело какое-то отношение к «расе». Я не знал, что такое раса. Мама никогда не говорила о папе как о белом или обо мне как о мулате. Так что когда другие дети в Соуэто называли меня «белым», хотя на самом деле я был светло-коричневым, я просто думал, что они путают цвета, словно плохо выучили их названия. «Ах, да, дружок. Ты перепутал цвет морской волны с бирюзовым. Понимаю, почему ты сделал эту ошибку. Не ты первый».
Вскоре я понял, что эффективнейший способ построить мост через пропасть между расами – использовать язык. Соуэто был плавильным котлом. Семьи из различных племен и хоумлендов. Большинство детей в тауншипе говорили только на своих родных языках, но я выучил различные языки, потому что рос в доме, где не было никаких других вариантов, кроме как выучить их. Мама сделала все, чтобы первым языком, на котором я заговорил, был английский. Если ты – черный, живущий в ЮАР, английский язык – единственное, что поможет тебе выбиться в люди. Английский – язык денег. Знание английского отождествлялось с интеллигентностью. Если ты искал работу, знание английского определяло, получишь ли ты ее или останешься безработным. Если ты попадал на скамью подсудимых, знание английского определяло, отделаешься ли ты штрафом или отправишься в тюрьму.
После английского языком, на котором мы говорили дома, был коса. Когда мама злилась, она переходила на свой родной язык. Как непослушный ребенок, я получал достаточную порцию угроз на коса. Они были первыми фразами, которые я выучил, большинство из них касалось моей же безопасности, например:
Помимо этого, мама учила языки тут и там. Она выучила зулу, потому что он похож на коса. Она говорила на немецком, потому что он был языком моего отца. Она говорила на африкаанс, потому что полезно знать язык своих угнетателей. Сото она выучила на улицах.
Живя с мамой, я видел, что она использует язык для того, чтобы стирать границы, улаживать ситуации, ориентироваться в мире. Однажды мы были в магазине, и его владелец, стоя прямо перед нами, повернулся к охраннику и сказал (на африкаанс):
Мама развернулась и сказала на прекрасном, беглом африкаанс: