Бесы 2.0. А цари-то ненастоящие!

К слову, чуть позже мы побывали на заводе в Швейцарии, где делают салоны самолетов для президентов, шейхов, королей и просто состоятельных клиентов. Продемонстрированные образцы салонов понравились, и мы пригнали туда пустой «Ил-96». По эскизам сына художника Ильи Сергеевича Глазунова — Ивана — швейцарцы сделали изумительный интерьер. В новом самолете можно было работать и жить не менее комфортно, чем в Кремле. Появились душевые кабины для президента и персонала, две спальни, зал для совещаний на 12 человек, просторные кресла для сопровождающих. Врачи обрадовались — наконец-то есть место для громоздкого медицинского оборудования, без которого, как и без целой бригады докторов, Ельцин был уже не «летун».

А тогда, возвращаясь в Россию из Америки на брежневско-горбачевском «Ил-62», самые важные члены делегации расселись в салоне первого класса на восемь персон.

Президентские апартаменты на «Иле» тоже выглядели скромно: тесная раздевалка, умывальник, унитаз, комната отдыха с двумя узкими, как в поезде, кроватями и откидным столиком. Был и общий салон, в котором вдоль стен опять же стояли узкие диваны.

У меня с Виктором Илюшиным места были постоянными — мы сидели напротив друг друга. Перед глазами маячила кнопка вызова: если президент хотел с кем-нибудь из нас переговорить, загорался сигнал.

Кормили всех одинаково, сытно и вкусно. Стюардессы предлагали спиртное. У Ельцина, как и полагалось по инструкции, даже в самолете еда была особой — ее готовили личные повара из «президентских», тщательно проверенных продуктов.

Спустя некоторое время после взлета Борис Николаевич вызвал меня и спрашивает:

— Кто там у нас в салоне? Кого позовем сюда, ко мне?..

По канонам безопасности в одном самолете или вертолете не должны летать вместе президент страны и премьер. Поэтому Виктора Черномырдина в нашей самолетной компании никогда не было. А постоянный круг включал Илюшина, Сосковца, Грачева, Бородина, Барсукова и шефа протокола Шевченко. Порой места всем не хватало за одним столом, и мы накрывали второй приставной. С нами всегда сидела и Наина. Поначалу Ельцин ее старался не брать в поездки, но потом, когда начались проблемы со здоровьем, она находилась рядом и в ходе визитов по стране, и за рубежом.

В Америке ничего катастрофического не случилось — вовремя «слиняли», поэтому на посиделках в президентском отсеке самолета все поздравляли ЕБН с очередной дипломатической победой. От комплиментов он млел.

Мы долго не засиделись. Все устали, хотелось спать. Когда Ельцин лег в своей комнатке, к нам подошла Наина и предложила перейти в общий салон, где обедали. Со столов уже убрали, и можно было прилечь, вытянув ноги на узких диванах. С моим ростом и комплекцией почти невозможно отдохнуть в кресле. Я улегся на диване и заснул моментально.

Вдруг сквозь сон слышу панический шепот Наины:

— Александр Васильевич, Александр Васильевич!..

Я вскочил.

— Что случилось?

— Он встал, наверное, хотел в туалет, но упал и лежит!..

Все переполошились: через несколько часов посадка в Шенноне, а Ельцин — никакой. Хоть я и не врач, но подумалось: не похоже на инфаркт…

— А что он мокрый-то? — спросил я у Наины, когда затаскивал обмякшее президентское тело на кровать.

— Да обоссался, пьянь чертова!..

Сто десять килограммов веса бездыханного Ельцина показались мне тонной — обхватил под мышки, подлез снизу и вместе с телом заполз на кровать. Когда пришли врачи, президент лежал на кровати. Они начали работать — капельницы, уколы, искусственное дыхание. Наина металась по салону:

— У него инфаркт, что делать?!.

Доктора тем временем поставили диагноз: либо сердечный приступ, либо микроинсульт. Была ночь, а когда рассвело, ЕБН очнулся, увидел меня и говорит:

— Оденьте меня, я сам пойду…

Врачи боятся к нему подступиться, а он права качает:

— Сделайте меня нормальным! А не можете — идите к черту!..

Меня всегда восхищало терпение кремлевских докторов: такие клиенты кого угодно с ума сведут.

Приземлились. Глянули в иллюминатор — почетный караул стоит, ирландский премьер тут же. Заметно, что нервничает.

Ельцин обреченно спрашивает:

— А кто тогда пойдет?

— Сосковец.

— Нет, я приказываю остаться! Я сам…

Кричит так, что, наверное, на летном поле слышно — дверь салона уже открыли. А Ельцин встал и снова упал. Понял, наконец, что не судьба ему с премьером поручкаться, сел на пуфик в трусах и рубашке и заплакал. И — ко мне претензии:

— Вы меня на весь мир опозорили…

— Это вы чуть не опозорили всю Россию и себя заодно…

А Сосковец и Рейнольдс неплохо время провели, даже по кружке темного ирландского пива выпили.

В тот раз, можно сказать, пронесло. Впрочем, одним скандалом больше, одним меньше — большой роли уже не играло. Тем более в свете роли, которую Ельцин сыграл незадолго до того в Германии. Он прибыл туда с визитом в конце августа того же 1994 года на торжественную церемонию вывода уже не советских, а российских войск с территории бывшей ГДР.

Перед сном мы в меру посидели, а потом началось в колхозе утро…

Ко мне прибежал доктор: