Бесы 2.0. А цари-то ненастоящие!

— Александр Васильевич, я вас очень уважаю, но я так это не оставлю… Я журналистов соберу… Мне такая работа не нужна, я не крепостная, чтоб так со мной! Я никакого повода ему не давала!..

— Машенька, ну по пьяни же! Помутнение нашло, мозги от спиртного переклинило, успокойся…

— Да мне что — легче оттого, что он по пьяни? Завтра же заявление напишу, ни дня тут не останусь! И все прессе расскажу!..

— Ну, подожди, Маша! Что для тебя сделать, чтобы это между нами осталось? Ты только скажи…

Сам «насильник» уже храпел на весь коридор, а я, сдав пострадавшую на попечение сестры-хозяйки, стал перебирать в голове возможные варианты развития событий. На первый взгляд они ничего хорошего не сулили. Конечно, за его закидоны я не ответчик, я за безопасность отвечаю, но все равно мучило чувство, что где-то недоглядел, и надо выходить из положения.

Как юрист, я понимал, что процессуально являюсь свидетелем уголовного преступления. Причем из разряда тяжких. С Машей нужно было искать консенсус. И тут меня осенило.

Буквально накануне того дня руководитель администрации президента Ю. Петров своим решением выделил генералу В. Редкобородому квартиру в Москве на Лесной улице, в новостройке еще ЦК КПСС. А Владимир Степанович на тот момент занимал квартиру — подарок Б. Бугаева, министра гражданской авиации СССР и личного пилота Брежнева. Они еще до Афганистана подружились, в ту пору, когда Редкобородый по линии 9-го Управления КГБ работал в «Аэрофлоте». И Бугаев выделил семье Редкобородых двухкомнатную квартиру в районе метро Войковская, которую тот теперь освобождал. Отличная по тем временам квартира — кирпичный дом, большая площадь, высокие потолки, близко от центра столицы. Квартира только вчера освободилась и еще не перешла на учет в жилищный фонд ГУО. Я мгновенно позвонил начальнику жилищной комиссии ГУО Всеволоду Колбасову и попросил: «Будь добр, придержи квартиру на Войковской, не показывай пока комиссии».

Утром приехал и пригласил Машу для разговора к себе в машину, чтобы глаза на даче не мозолить. Она вышла: бледное лицо, глухое платье без выреза с пуговицами под самое горло. Села в машину, смотрит перед собой.

— Маша, я тебе предложить хочу кое-что. Я знаю, у тебя тяжелое положение с жильем. Ну что тебе с бывшим мужем в общаге угол делить. Так вот, ты получаешь «двушку» в центре, но с одним условием: не будешь афишировать вчерашнее происшествие. Никаких журналистов, и вообще постараешься забыть все, как страшный сон…

На следующий день, видимо, обсудив предложение со своим другом (появился у нее к тому времени близкий человек, коллега-официант из нашей системы), Маша сказала мне:

— Александр Васильевич, я согласна на квартиру. Я не буду выносить сор из вашей избы, но и сама в ней не останусь. Я увольняюсь…

Все-таки за решение жилищного вопроса в столице люди (а тем более иногородняя женщина с детьми) на многое способны закрыть глаза. И это их право, их выбор. Мы Маше помогли с оформлением документов и переездом, ремонт сделали в квартире. Она вышла замуж за того официанта, он усыновил детей, которые его обожали. Они оба уволились тогда. Но затем произошла какая-то мутная история с кавказцами, я подробностей не знаю. Ее подсадили на наркотики, муж боролся за нее до конца. Очень трудная сложилась судьба у женщины, которая однажды принесла Президенту России тот злополучный ужин…

Я пришел к протрезвевшему Ельцину в кабинет, закрыл дверь и высказал все по полной программе, по-мужски, не стесняясь:

— Борис Николаевич, так нельзя, это же Уголовный кодекс! И мы не на Сицилии, чтоб бабу — в бочку с цементом, и в воду. Разве можно так на ровном месте подставляться?..

Видно, что ему было стыдно, меня он еще воспринимал, другой бы выгнал подчиненного, и дело с концом. Сидит, сопит, глаза опустил… Он меня однажды после такого же примерно разговора спросил: «За что вы меня так ненавидите?» Я ответил: да просто говорю то, что думаю, кто вам еще это все выскажет?

Ну, думаю, будет теперь наука мужику. Один сексуально-криминальный скандал удалось потушить ценой квартиры, должен теперь даже спьяну о последствиях помнить.