Он вспрыгнул, опираясь на свой отполированный, загнутый крючком посох из древа лотоса. Худой и тщедушный, роста среднего, с угловатыми конечностями и изможденным лицом с выпирающими в стороны скулами. Весь облик его казался заостренным, но во взгляде царило глубокое спокойствие. Спокойствие усталого вожака, отчаявшегося заполучить желанный Вау и препоручившего данную высокую миссию своему преемнику — вожаку из команды тех, кого пленяют объятья неведомых женщин, возлюбить которых никому так и не удалось, и всякая битва которых за обладание Вау была проиграна, так и не начавшись…
Спокойствие во взгляде завораживало — оно притягивало к нему людей. Выходило так, что он оказывался способен исполнять обязанности вождя, сам не зная почему — да и люди тоже не могли бы объяснить этого, но вождя в нем признавали.
Беккай опирался на свой блестевший посох, наклонившись вперед и вцепившись в его изогнутую верхушку обеими руками. Он заговорил наконец:
— Ты собрал сие благородное собрание, наш дорогой шейх, чтобы мы бились с шакальим племенем? Ты что, ослеп до такой степени, что думаешь, будто вероломство шакальих отпрысков и захват ими оброка есть то единственное горестное событие в Азреге, что достойно тревоги и требует вмешательства совета старейших? В былые времена я часто задавался вопросом, продолжаешь ли ты владеть в полную меру своей умственной силою, и, бывало, убеждался порой, что слепец ты! Да позволит мне благородное собрание сей суровый приговор, но я бы никак на него не осмелился, наш почтенный шейх, если б не глубокое мое убеждение, что страшная угроза поселилась на нашей равнине в последние годы. Видно, слепота — тот недуг, что не кажется важным по соседству с иным мнением, что закралось мне в душу и сообщил я о нем шейху Бахи в свое время…
Оратор повернулся налево и шейх Бахи закивал в согласии головой, подтверждая сказанное.