Бесы пустыни

— Я всегда предостерегал вас от выходок непримиримых, тех, что видят лишь черное и белое, крайне правое и левое, чье мнение либо превыше всех вершин, либо ниже нижайшего. И вот, уже слышу — заладили голоса в глубине, напоминая мне об отказе моем завести потомство, и не знаю даже, укоряют они меня или хвалят. Всем известно, что я не проявлял воздержания от прекрасных созданий земных, но пожертвовал красотами земной жизни и отлучил себя от тепла семейного очага по причине исключительности своей, прихоти, или странности привычек. Однако убеждение мое жестокое состоит в том, что сия скромная тварь не способна даровать мне утешение, несмотря на то, что наделил ее Аллах красотою и нежностью, даром петь сладким голосом и слагать стихи. И коли не сподобился у нас мужчина обрести «свой Вау», тут же мы видим, как он бросается искать женщину, чтобы похоронить в ее объятьях это свое поражение. Отчаяние в обретении Вау — вот первый побудитель любви к женщинам! Конечно, мужи наши отказываются признать истину и уверяют самих себя, что это, мол, миф и заблуждение. Больше того — большинство из них рассудок теряет, когда семьдесят лет стукнет, и прибегает такой к ближайшему средству — любому становищу, чтобы похитить разведенную женщину и сотворить себе из нее супругу. А если удача ему не улыбнется ни в своем племени, ни в становищах соседских, то нарядится такой в роскошное одеяние, наложит дорогой тагульмуст себе на чалму и шествует прямиком к вождю племени бить в барабаны войны, как проделал это, к примеру, на наших глазах достопочтенный наш шейх Беккай, да простит он мне такой пример, не годный для сравнения, потому как наш шейх Беккай — самый последний среди тех, кто думает ударить в барабаны завоеваний в стремлении обрести себе наложницу. И да простит мне благородное собрание, что начал я свою речь с конца. Я бы так не поступил, если б не услышал я шепотки глупые, что хотят даже воздержание мое от семьи и потомства в новый грех обратить, вдобавок ко прочим моим ошибкам, которые, как я вижу, заполонили сегодня нашу равнину. Больнее всего обидело меня то, что услышал я из уст такого мудрого и достойного мужа, как Беккай, слова, которые мою умеренность и склонность к рассуждению в принятии решений, судьбоносных для нашего племени, обратили в подлое обвинение. Думаю, что умеренность — дар божий, который дарует нам небо, словно барабан вождя, который наследует его племянник по линии дяди. Новичок не разберет, что умеренность эта — единственное сокровище в Сахаре, на которое не наткнется попросту, как на зарытый клад или колодец. Она — словно Вау, достигается усердным трудом!

Беккай не согласился с этим.

— Уповаю на милость Аллаха! — возразил он. — Я последний, кто ранит твое искусство, умение держать себя в руках, однако, я лишь хотел сказать, что мир обретает тот, кто готовится к войне!

— Что же, мне приятно слышать от тебя такое. Но прости меня, позволь задать вопрос: если ты признаешь за добродетель умение держать себя в руках, ты отрицаешь, что тот, кто избрал судьей разум, выиграет спор, даже если противник и нанесет ему поражение?

— Здесь я не соглашусь с тобой во мнении. Ибо тот, кто слишком долго шевелил мозгами во дни осады, того враги обложили, потому что полагаться на разум тут — значит не считаться с истиной, а претендовать на мудрость. А вручение власти в руки самозванца — шейха братства — прямой пример сказанному мной. Мы предупреждали тебя, но ты проявил послабление. Так каков был результат?

— Я согласен с тобой, что уповать во всем только на разум — трудно и рискованно, однако, цена в результате стоит того. Я мог бы тебе ответить подобным примером и спросить тебя: а где этот шейх братства теперь?

— Ты что же, приписываешь себе заслугу расправы с ним? Он сам с собой разделался! Его погубил сундук с золотым песком. Он покусился на владения джиннов. Вот в чем отгадка.

— Результат — поучительный урок. Не важно, как он ушел и по какой причине, важно, что — ушел, мы его перетерпели.

— Терпение — второй ключ. Еще один талисман.

— Здесь два ключа сходятся. Терпение — одно из средств умеренности и воздержания.

— Э, нет! Не убегай от противостояния, дорогой шейх, от поставленного вопроса. Мы знаем, что все, кто золоту поклоняются, выстроили в своих душах храмы для обрядов магов. Вот что случилось с самозванцем, шейхом братства аль-Кадирийя. А ныне это вплотную применимо к гостю твоему, колдуну-магу Анаю.

— Браво! Браво! Коли заговорил мудрец, непременно договорится до самой «Анги». Вот что всегда меня в мудрецах удивляет. Да! Всякий, кто золоту поклоняется, выстроил в сердце своем храм и правит обряды магов шайтановы! Здесь я тебе не противоречу.

— Да нет же, противоречил ты мне, когда пытался вывести причину гибели шейха братства из того, что завладел он сундуком золотого песка.

— Не выводил я никакой причины. Причина одному Аллаху ведома. Я лишь сказал, что результат — пример для поучения. И у меня есть полное право говорить на такую тему, — больше чем у кого-либо другого, потому как вкусил я горечь изгнания.