Бетховену 45 лет. Хотя он уже изнурен болезнью, почти совсем оглох, подорвал свои силы излишествами (он охотно залечивал раны в тавернах), это еще молодой мужчина. Он перенес на Карла всепоглощающую жажду отцовской любви, проекты несостоявшегося воспитателя, начитавшегося Жан Жака Руссо. Он ни перед чем не останавливался: систематически шельмовал мать, не гнушался клеветой и оскорблениями, резко противился тому, чтобы Иоганна виделась с сыном — он еще не созрел для атараксии, провозглашаемой восточными мудрецами.
Он добился опекунства 9 января 1816 года после баталий в суде, во время которых предстал не в лучшем свете. Но Иоганна не собиралась этого так оставлять: она перешла в контратаку. В результате от тяжбы к тяжбе, разрываясь между матерью и дядей, Карл прожил несчастное, во всяком случае бурное детство и отрочество.
Говоря о том, что он считает своим священным долгом, Бетховен слегка перебарщивает: «Ты будешь относиться к К. как к собственному сыну и не станешь обращать внимания на невзгоды и пересуды ради святой цели. ‹…› Откажись от опер и всего остального, пиши только для твоего сиротки, а потом найди хижину, где ты окончишь свою жалкую жизнь!»
В лице Карла он хотел обрести сына, опору и преемника, а потому заставлял его заниматься игрой на фортепиано с Черни{46}. Это означало требовать слишком многого от уже большого мальчика, воспитанием которого до сих пор почти не занимались. Бетховен любил его по-своему — бурно, яростно, тиранически. В голову приходит мысль о том, как хорошо, что у него не было своих детей. Ибо между идеальным отцовством, о котором он мечтал, и превратностями повседневной жизни лежит пропасть. Бетховен быстро понял, что «сыну» не место в его логове; Карла определили в пансион.
По совету нового друга, журналиста Карла Бернарда, он выбрал для своего дорогого мальчика самое лучшее заведение — частную школу, Институт Джаннаттасио дель Рио. Это могло бы остаться просто любопытным фактом, но у ее основателя и директора Кахетано Джаннаттасио дель Рио было две дочери, Нанни и Фанни. Фанни, наименее миловидная из сестер, обожала музыку Бетховена и оставила о нем воспоминания и дневник с ценными подробностями. Не такая поэтичная, как Беттина Брентано, не заботящаяся о стиле и романтических порывах, она показывает Бетховена в повседневной жизни, в общении с семейным кружком дель Рио, и не скрывает ничего о его навязчивых идеях, зачастую невыносимом настроении и темпераменте, которому были свойственны всякого рода эксцессы: