Бетховен. Биографический этюд

Впрочем, преобладающее в Бетховене мрачное настроение и недовольство окружающим не было исключительно следствием его мировоззрения и равнодушия общества к его гению; в истории культуры человечества мы знаем бессмертные имена людей, еще более страдавших от гонений современников, еще менее наслаждавшихся благами жизни, но более общительных, более склонных находить те розовые лепестки, которые затеряны в терниях, оплетающих наше бытие. Нет, Бетховен был бы мизантропом, скептиком, пессимистом, если бы даже природа не одарила его могучим гением. Кому не доводилось видеть подобных мизантропов среди окружающих нас лиц, порой даже бездарных, заурядных? Нередко мы встречаем людей, поверхностно относящихся ко всем обыденным явлениям, не проявляющих одного преобладающего настроения, хотя отражающих то одно, то другое из этих явлений. Несколько реже встречаются лица, глядящие на все сквозь розовые очки, жизнерадостные, находящие в окружающей среде утешение при всяком горе, весело скользящие в своей ладье по житейскому морю, мимо грозных скал, через опасные мели и пенистые гребни волн. Но все чаще встречаются в наш нервный век крайне впечатлительные натуры, с необыкновенной легкостью, воспринимающие не лучи окружающего света, а бесчисленные и мельчайшие проявления злой воли людской, сгущающие в себе все отражения тени, все мрачное, и находящие редкие проблески счастья лишь в своем воображении, в своей фантазии, в области своего духовного существования, в собственном я. Мизантроп невольно создает, углубляет и расширяет пропасть, отделяющую его внутренний мир от внешнего; он становится сторонним наблюдателем жизни, в нем развивается чрезвычайная способность критического суждения, а так как суждение такое о явлениях обыденной жизни дает мало утешительного, то в мизантропе зарождается недружелюбное, враждебное отношение к людям и их деяниям. Глубже, чем последние, способный увлечься великими делами и великими деятелями, он в то же время сильнее, чем толпа, реагирует на мелочи обыденной жизни, представляющей калейдоскоп низменных страстей, вызывающих негодование в стороннем наблюдателе и стремление еще дальше бежать от людей. Такое настроение индивида нельзя считать нормальным; это – своеобразная болезнь духа, вытекающая, как всякая психическая ненормальность, из болезни тела и называемая в науке не мизантропией, а неврастенией, достаточно исследованной и обстоятельно описанной в наши дни многими специалистами; встречая в труде талантливого психиатра Крафт-Эбинга «О здоровых и больных нервах» описание неврастеников, образ гениального композитора часто проносится в воображении читателя, как бы отражая научные изыскания и выводы автора; и здесь, и там резкие смены настроения, странности характера, причуды, контрасты, противоречия…

Немало интересного о характере Бетховена рассказывает Зейфрид, бывший первым дирижером многих произведений Бетховена, его «Фиделио», его увертюр и симфоний, до шестой включительно; это общение художественного свойства вызвало преклонение талантливого капельмейстера перед гениальным композитором, но, «все ближе знакомясь с его личностью, – рассказывает Зейфрид, – я все более привязывался к этому человеку, поражавшему своею добротою, простотою, детскою непорочностью и безграничною благожелательностью. Но еще чаще обращение Бетховена к окружающим было лишено радушия, теплоты; ни одно чувство, порою сильно волновавшее его, не отражалось на лице его, точно высеченном из мрамора. Он обладал склонностью к внезапному переходу от тоскливого настроения к веселому, причудливо восторженному, ребячески талантливому, к веселью иногда задорному, но всегда безобидному. Его обычной забавой было бить по клавишам рукою, вывернутою вверх ладонью, причем эта выходка сопровождалась диким смехом, искажавшим черты лица его; иногда такой же хохот неожиданно оглушал собеседников его, остававшихся в неведении относительно причины безумной радости композитора».