Когда после обеда Брюс спустился на подвальный уровень, одна из лампочек в коридоре раздражающе тревожно мигала. Когда стены озарялись ее мерцающим сиянием, коридор казался нереальным. Казалось бы, стоит лишь зажмуриться, и он исчезнет навсегда. Пара камер пустовали, обитатели остальных спали. Брюс уже не узнавал некоторых из них — редко кто задерживался в отделении интенсивной терапии надолго. Может, девчонку тоже скоро переведут отсюда, подумал Брюс, хотя сама мысль об этом его неожиданно расстроила.
Он дошел до конца коридора, где мигающая лампочка освещала как раз дверь в камеру пленницы. Брюс замедлил шаги. Она все еще была здесь, на этот раз совершенно одна.
Но она была так молода. На несколько десятков лет моложе любого другого обитателя лечебницы. Юноша, нахмурившись, наблюдал за ней, ожидая чего-то, чего угодно — яростной вспышки гнева, оскорбительной угрозы — лишь бы понять, что такого угрожающего нашли в девчонке все остальные, чтобы запереть ее здесь. Взгляд Уэйна метнулся к новой фигурке, которую девушка держала в руках. Оригами напоминало неоконченного льва. Интересно, во что оно сможет превращаться, когда работа будет закончена?
И в этот самый момент заключенная взглянула на дверь. На него.
Ее взгляд снова застал Брюса врасплох, но на этот раз юноша удержался от желания отпрянуть. Уэйн подошел к окну камеры и остановился прямо перед ним.
На протяжении довольно долгого времени узница пристально разглядывала его. Разумеется, молча, напомнил себе Брюс. Она провела здесь несколько недель, может даже, месяцев, и за все это время не произнесла ни единого слова. Сколько еще Драккон будет пытаться вытянуть из девушки хоть что-то? Что вообще они хотят от нее услышать? Если…
— Ты — Брюс Уэйн.
Брюс похолодел.
Она что, только что разговаривала? Более того, она узнала его. Звук голоса заключенной раздался так неожиданно, что на какое-то время Брюс остолбенел. Девушка говорила мягко, но ее голос разносился звонко и четко, как колокольный звон. А у нее приятный голос. Даже успокаивающий.
— Виновен, — в конце концов, выдавил из себя он. Интересно, услышала ли она его вообще?
Повисла новая пауза, но девушка так и не отвела взгляда. Напротив, она продолжала рассматривать гостя в своей тихой, спокойной манере. Заключенная почти не моргала, и ее глаза напоминали темные бассейны, обрамленные белым мрамором. Наконец краешек ее губ едва уловимо изогнулся.
— А ты не похож на местных завсегдатаев.
— Могу сказать то же самое о тебе, — произнес, наконец, Брюс.
Девушка отложила салфетку в форме льва в сторону.
— У кого хватило выдержки ударить миллиардера?
Брюс моргнул, рука инстинктивно метнулась к челюсти. Она обратила внимание на его синяк.
— Это пустяки, — пробормотал он.
Девушка сжала губы.
— Хмм, это сделал близкий тебе человек. Готова поспорить, кто-то, кто хорошо тебя знает. — Она склонила голову набок, и ее черные волосы роскошной волной рассыпались по плечам. В ее движениях было что-то неуловимое, одновременно изящное и коварное, и Брюс заподозрил в ней танцовщицу. Казалось, будто она знает, что юноша жадно следит за каждым ее движением. — У всех есть враги. Но стоит заглянуть в твои глаза — в них столько напряжения и разочарования. Ты по-прежнему не можешь перестать думать о том, кто это сделал.
Брюс промолчал. Было что-то нервирующее в том, как она изучает его, препарируя на маленькие кусочки.
Она заметила его молчание, и в ее глазах мелькнул огонек.
— Это действует тебе на нервы, верно? Тебе нравится понимать, почему случается то или иное событие. Тебе нравится раскрывать загадки и раскладывать все ответы по маленьким коробочкам. Но в этом случае ты до сих пор не понял, что произошло.
Разум Брюса лихорадочно трудился, пытаясь подобрать подобающую категорию для нее.
Она вздохнула.
— Я поняла, в чем твоя проблема.
— И в чем же? — К нему наконец-то вернулось умение говорить.
— Ты не можешь ничего отпустить. Бедная добрая душа, вечно горишь желанием дать всем второй шанс. — Она изучала его взглядом, способным прожечь насквозь. — Не делай так.
— Не делать как?
— Ни за что не держись. Научись, наконец, отпускать.
Брюс нахмурился, зачарованный этими странными словами. «Ни за что не держись». За тридцать секунд девушка нарисовала его подробный портрет. Откуда она все это знает? Как ей удается озвучивать вещи, бурлящие у него в голове?
— Кто ты такая? — спросил он.
— Меня зовут Мадлен.
Брюс был уверен, что за последнюю минуту он услышал от заключенной больше слов, чем кто-то в лечебнице за все остальное время. Он остался стоять напротив окна камеры в надежде, что девушка скажет что-то еще. Но девушка лишь заложила руки за голову и, изогнув спину, медленно и изящно начала потягиваться до тех пор, пока Брюс не разглядел под ее робой четкую границу между ребрами и желудком. Затем Мадлен уселась, скрестив ноги.