– Память так коварна, – продолжал Джокер. – В какой-то момент ты теряешься в карнавале наслаждений, среди едких детских запахов, сверкающих неоновых вывесок пубертата, всей этой сентиментальной сахарной ваты. А потом тебя приводят туда, куда ты не хочешь идти....
Гордон не мог сосредоточиться на бессвязном монологе Джокера. Его собственный разум потерялся в лабиринте путаных воспоминаний. Он вспомнил, что однажды поздно вечером увидел, как Барбара, еще подросток, тайком вышла из своей комнаты и спустилась по пожарной лестнице, чтобы встретиться с каким-то парнем, тут сомнений не было. Как он закурил сигарету и подумал, что, наверное, стоит хотя бы попытаться ее остановить. Но потом их глаза встретились через залитое дождем окно. Она сверкнула своей наглой улыбочкой, и его сердце оттаяло.
К счастью, его дочка была слишком похожа на него.
Где она? Что, во имя всего святого, Джокер с нею сделал?
Почему он не может сосредоточиться? Что не так с его сознанием? Его накачали наркотиками? Отравили? Он умирает?
Барбара! Где ты, Барбара?
В какой-то момент ему развязали запястья, хотя он не мог точно вспомнить, когда и как. Он сжимал в покалывающих руках горсти земли и скрипел зубами, отчаянно пытаясь удержаться за здесь и сейчас. Но все вокруг было таким абсурдным, что он не мог разобраться, где реальность, а где – нет. Суровые, насмешливые лица. Джокер. Это было безумие.
Гордон изо всех сил старался не обращать внимания на грязь между пальцами.
Это. Вот это реально.
– ...туда, где темно и холодно, – продолжал Джокер, медленно поднимаясь на ноги и сгибая долговязое тело, не шевеля при этом головой, с застывшей улыбкой на лице. – В место, наполненное неясными формами вещей, которые ты так надеялся позабыть.
Он медленно спустился по ступенькам со своего мусорного помоста, пнув с дороги выпавшего пупса.
– Воспоминания бывают мерзкими, отвратительными мелкими тварями, –сказал он, – можно сказать, как дети.
Он засмеялся, махнул рукой, и истязатели Гордона снова подняли его на ноги и потащили прочь. Над ними висел потрепанный, зловещий баннер с подтекшими красными буквами.
ПОЕЗД-ПРИЗРАК
Но он едва его видел. Вместо него он увидел Барбару.
Барбара!
Двухлетнюю Барбару, голенькую, не считая подгузника и одного красного носочка. Она отказывалась одеваться и бегала по квартире, как маленький демон, упиваясь силой нового слова «НЕТ».
Шестилетняя Барбара держала его за руку и тянула к взрослому отделу библиотеки, потому что книги в детском отделе были слишком скучными, она их все прочитала.
Одиннадцатилетняя Барбара, стоя перед школой, отстранилась от его неуклюжей попытки поцеловать ее в щеку и театрально закатила глаза.
– Боже, папа, – сказала она, –
– Барбара! – закричал он, не в силах остановиться, не в силах был сдержать душераздирающие рыдания, сотрясавшие все тело, пока он шел навстречу неизвестной судьбе. – О, нет. О, нет.
– Но можем ли мы жить без них? – Джокер до сих пор говорил позади него, но уже ближе. Казалось, он никогда не перестанет говорить, говорить и говорить. – Воспоминания – это то, на чем основан наш разум. Если мы не можем смело взглянуть им в лицо, мы отрицаем сам разум! Хотя почему нет? Мы не связаны контрактом с рациональностью.
Голос Джокера внезапно оказался слишком близко, его горячее дыхание коснулось щеки Гордона.
– В нем нет пункта о здравомыслии.
Гордон в сотый раз подумал, что сейчас упадет в обморок, но не упал.
Почему он не мог думать?
Эти ужасные мелкие не-дети, которые вели его за собой, толкнули его вперед, так, что он споткнулся и наполовину ввалился в ржавый, выцветший вагон призрачного поезда с выгнутой, облезшей улыбкой, нарисованной под мятым носом. Костлявые руки, слишком сильные для своих размеров, держали его и привязывали к древней вагонетке. Его голова завалилась назад в предобморочном состоянии.
– Поэтому, когда ты оказываешься прикован к составу из неприятных мыслей, – сказал Джокер, – который везет тебя в события прошлого, где крики невыносимы, помни, что там вечно обитает безумие.
Похабный херувим дернул ремни, проверяя, что Гордон надежно пристегнут.
– Безумие – это аварийный выход, – добавил Джокер. – Можно просто шагнуть наружу и закрыть дверь, вместе со всеми ужасными вещами из прошлого. Можно их запереть.
Театральным жестом он потянул за массивный рычаг, увенчанный черепом. Вагонетка рванулась вперед и врезалась во вращающуюся дверь с чеканкой ухмылявшегося клоунского лица, увозя Гордона в темноту.
– Навсегда.