Бьется пульс Конго

Я решил обратиться к польским врачам или в больницу, где работали австрийцы. Она находилась недалеко от линии огня. Когда я выехал на главную улицу, она была полна конголезцев. Сотни людей бежали к порту, размахивая велосипедными цепями. «Свободу Гизенге! — кричали они. — Да здравствует ухуру! Долой предателей!» Однако на углу им преградили дорогу военные джипы с «визжащими» шинами. Солдаты выскочили из машин и побежали навстречу демонстрантам. Было очевидно, что велосипедные цепи не могут конкурировать с винтовками. Толпа рассеялась. Когда солдаты настигали кого-нибудь из демонстрантов, то избивали так, что у несчастного оставалось мало шансов выжить. Спасавшиеся бегством люди издалека кричали: «Ухуру!»

— Вот какие здесь дела творятся, — сказали польские врачи.

Они удивились, увидев меня, и не хотели верить, что я пробрался в город, несмотря на осадное положение.

— Гизенга был для правительства в Леопольдвиле бельмом на глазу. Вокруг него концентрировались революционные силы, которые еще остались после ликвидации Лумумбы. Более года держался он в Стэнливиле, который провозгласил временной столицей Конго.

— Это я знаю. Но как же дело дошло до переворота?

— В Стэнливиле от него все отвернулись, кроме рабочих и молодежи. Особенно депутаты парламента. Однако чтобы разобраться в путях развития освободительного движения, нужно знать подоплеку этой истории.

Действительно, лишь имея хотя бы общее представление о прошлом Конго, можно было понять, что там происходит. После установления бельгийского владычества, в начале XX века колониальные власти сталкивались лишь с отдельными вспышками сопротивления. Девяносто пять процентов населения жили в деревнях или в девственном лесу, и восстания ограничивались территорией одного племени. Это было время тайных обществ.

Так, например, между 1904 и 1910 годами в Санкуру произошло восстание пороховиков. Их называли так потому, что они носили амулеты — небольшие мешочки с золой от сожженных внутренностей животных. Люди-леопарды, участники другого восстания, нападали на служащих всемогущей компании «Котонко». Было восстание людей-крокодилов, призывавших рабочих плантаций к террору.

Затем движение сопротивления вышло из племенных рамок и приняло характер широкого народного движения против бельгийцев и вообще европейцев. Этот второй этап начался в двадцатых годах. Это были движения Симона Кимбангу и членов секты Китавала. Однако лишь после второй мировой войны возникло политическое национально-освободительное движение. К этому времени уже существовали развивающийся рабочий класс и национальная интеллигенция, правда еще немногочисленная, но отсутствовала патриотически настроенная национальная буржуазия, которая обычно играет значительную роль в национально-освободительном движении. В сороковых годах уже третья часть населения жила в городах и промышленных центрах. Пролетариат был сосредоточен главным образом в Нижнем Конго и Катанге. Интеллигенция находилась целиком под влиянием церковников. Все современные политические деятели Конго были воспитанниками церковных школ и семинарий.

Первые политические партии сформировались в столице. Партия «Абако» включила в свою программу лозунг: «Без Бельгии!».

Партия единства бангала, возглавляемая Боликанго, стремилась к созданию сепаратной республики Убанги. Бельгийцы отдавали предпочтение при найме на работу бангала, и потому последние имели на рынке труда больше шансов, к вящему неудовольствию баконго. Борьба за кусок хлеба вылилась во вражду двух этнических групп.

Третья партия — Народная — считалась социалистической. Она страдала от хронического недостатка сторонников. Тем не менее она не осталась без влияния. Позднее она присоединилась к блоку Лумумбы, что усилило ее политическое влияние.

Такова была расстановка сил перед первыми всеобщими выборами в 1957 году. На выборах в Леопольдвиле победу одержали баконго, выступившие с лозунгом: «Нижнее Конго для баконго!». Они получили сто двадцать четыре мандата, а бангала — восемь.

Еще в 1955 году профессор Ван Билсен из Антверпенского института заморских территорий разработал так называемый тридцатилетний план политического освобождения Бельгийской Африки. План предусматривал уход бельгийцев из Конго через тридцать лет и создание технократического правительства, в котором бельгийские специалисты руководили бы складывавшимися в Конго кадрами научно-технической интеллигенции и политическими деятелями. Весьма любопытно признание, сделанное в предисловии к плану: «Это наша вина, что среди черных нет врачей, адвокатов, инженеров или офицеров. Миссионеры оказались энергичнее, чем государство: они воспитали сотни духовных лиц. Крупные предприятия с их патриархальной системой поддерживали феодальную структуру, тогда как техника развивалась американскими темпами…».