В Лучиме партизаны сожгли маслоочистительный завод, захватили грузовики португальских купцов, утопили паромы, разрушили деревянный мост. Значительный район оказался отрезанным от остальной провинции, и партизаны стали неограниченными хозяевами на территории диаметром примерно в сто километров. Они вышли победителями из стычки с солдатами Национальной армии Конго, и тогда правительство в Леопольдвиле направило в Киквит батальон парашютистов. Он был усилен жандармским батальоном, в который влились жандармы Чомбе, и вскоре маленький город стал походить на военный лагерь.
В больницу непрерывно привозили раненых — солдат и гражданских лиц, друзей и врагов. Солдаты при подавлении восстаний несли большие потери. Обычно подобная операция выглядела так: солдаты окружали деревню, одних мужчин убивали, а других доставляли в Киквит в качестве «военнопленных». Там их допрашивали, избивали и увозили. Что было с ними дальше — мне неизвестно. Репрессии, разумеется, приводили лишь к дальнейшему расширению повстанческого движения. Жители деревень, подвергшихся репрессиям, убегали в джунгли и присоединялись к повстанцам.
К сожалению, движение Мулеле позднее претерпело значительные изменения и утратило свою революционную сущность. Первоначально политическое движение сопротивления, ставившее перед собой задачу коренного изменения режима, превратилось в оппозицию местным властям. К этому следует добавить вражду крестьян к европейским поселенцам и исконные требования жителей: «Вон колониалистов и миссионеров!» В конечном счете возникло крестьянское движение, которому не хватало политического руководства. Оно пересилило первоначальные намерения сподвижников Мулеле.
Повстанцы поджигали плантации и маслоочистительные заводы, угрожали христианским миссиям, а во многих местах просто грабили их и пускали «красного петуха». Иногда миссионеров убивали. Впрочем, до «штурма» им почти всегда присылали требование покинуть миссию. В Киквите правительственные чиновники передвигались в сопровождении телохранителей. Паника охватила даже персонал больницы, и мы все нашили на халаты красные кресты. Господин министр и мои коллеги даже нарисовали красные кресты на окнах своих домов. Европейцы из близких и дальних селений устремились в город, их примеру последовали многие деревенские жители, которые боялись попасть в водоворот событий. Однако часто им было трудно принять правильное решение. Если в деревне появлялись сторонники Мулеле, жителям приходилось следовать за ними. Если же приходили солдаты, то населению в любом случае было худо, независимо от того, сочувствовали они Мулеле или нет. Ездить по дорогам стало опасно. Паромы были погребены на дне рек. Города Гунгу и Булунгу находились в руках повстанцев, но господин Лета уверял, что его кабинет полностью контролирует положение.
Тогда центральное правительство прислало комиссара, облеченного чрезвычайными полномочиями… Этот господин Экамба, по профессии бармен, немедленно низложил правительство Лета и передал власть армии.
В больнице оказывали медицинскую помощь и врагам и друзьям. Здесь матата кончалась. Отчасти это объяснялось тем, что после завершения «операции» наемники не обращали внимания на раненых, если не убивали их на месте. С другой стороны, наша решительная позиция нейтралитета внушала всем уважение. Тот, кто переступал порог больницы, был табу. Для раненых солдат мы выделили отдельный корпус, а гражданских лиц, получивших ранения, размещали между другими хирургическими больными, чтобы они меньше бросались в глаза. Солдаты получали в основном легкие травмы, преимущественно от стрел, но встречались и тяжелые ранения, нанесенные выстрелами из охотничьих и шомпольных ружей старого образца. Лишь позднее, когда у повстанцев появилось оружие, которое они отобрали у солдат и полицейских, стали поступать раненые, пострадавшие от огня из карабинов. О масштабах боев говорят некоторые цифры. В марте у нас было, например, сорок пять раненых солдат, из них одна треть с тяжелыми ранениями. Притом это была лишь ничтожная часть раненых. Остальные, попав в руки повстанцев, распростились с жизнью. Многих подобрали вертолеты и доставили в военный госпиталь Леопольдвиля. Между тем в мае, когда восстание было уже почти подавлено, правительственные газеты сообщали, что погибло всего лишь одиннадцать солдат. О жертвах среди гражданского населения газеты вообще не писали.
А ведь убитых были сотни.
При штурме Идиофы повстанцы, противопоставлявшие пулям стрелы и амулеты, понесли большие потери. Пулеметные очереди сразили пятьсот воинов, разрисованных белой глиной. На улицах города осталось четыреста трупов мирных жителей. В другом местечке солдаты, потерпевшие очередное поражение от повстанцев, перебили триста человек.
Министерство здравоохранения предложило моему конголезскому коллеге поехать туда и принять меры против возможного возникновения эпидемии. Он пришел ко мне очень расстроенный.
— Знаете ли вы, что меня ожидает, если я приеду туда из Киквита? — спросил он.