Без аккомпанемента

— Это она, — радостно произнес Ватару. Только я открыла рот, собираясь что-то сказать, как эта красавица, стоявшая по ту сторону перехода, начала махать рукой. Ее белые длинные пальцы мерно покачивались в летнем мареве, как будто в замедленной съемке. По дороге проехало несколько автобусов. Фигура женщины скрывалась за ними, как колышемый волнами лист водоросли, но стоило очередному автобусу отъехать, как отчетливая, словно на киноэкране, картинка снова являлась моему взгляду. И лишь там я видела цветы. И лишь оттуда исходило сияние.

Какая красивая! — хотела воскликнуть я, но промолчала, в буквальном смысле утратив дар речи.

Зажегся зеленый, мы с Ватару пошли через переход и встретились с его сестрой перед стеклянными дверьми книжного магазина. «Очень приятно», — с улыбкой сказала Сэцуко, когда Ватару представил меня. Она коснулась рукой шляпы и, словно знатная дама, слегка склонила голову набок. Никак не могу вспомнить, была ли на ней какая-то косметика. Тогда я почему-то смотрела не на модные для того времени накладные ресницы и не на тонко, словно веточки ивы, прорисованные брови, а только на изящное, по-кукольному безупречное красивое личико и на улыбку сияющих розовых губ.

Пораженная ее красотой, я могла только глупо улыбаться. Внезапно я почувствовала себя всего лишь жалкой, перепачканной потом, неопрятной школьницей. Донельзя жалкой. Настолько, что если бы была возможность убежать, я помчалась бы без оглядки.

— Очень милая, — сказала Сэцуко, глядя на меня. Голос у нее был плавный и бархатистый. — Ватару еще никогда не знакомил меня со своими подругами, поэтому мне было очень интересно, что вы за человек.

— Спасибо, — ответила я.

Я чувствовала, что мне следовало сказать что-то более приличествующее, но нужных слов не находилось. Я посмотрела на свое отражение в стеклянной двери книжного магазина. В клетчатом платье с короткими рукавами я выглядела, как дошкольница, танцующая на утреннике в детском саду. Вылитая обезьянка, — с грустью подумала я. За время прогулок по городу под полуденным солнцем мое лицо сначала приобрело цвет спелой пшеницы, а затем стало и вовсе пунцово-красным. Картину довершала недавно сделанная круглая стрижка, которая лежала настолько ровно, что казалось, будто мне на голову надели горшок.

— Я совсем окоченела! — Сэцуко перестала смотреть на меня и со слегка капризным выражением лица прильнула к Ватару. — Пришла слишком рано и решила походить по этому магазину. А у них кондиционер включен на полную мощность. Даже живот заболел.

— Так посмотри, как ты одета, — Ватару показал на открытые плечи Сэцуко. — Это же почти купальник.

— Да одежда здесь ни при чем, — Сэцуко встала на цыпочки и что-то прошептала ему на ухо. При этом я довольно ясно услышала, как она сказала: «Просто у меня только что началась менструация…»

— Понятно, — коротко ответил Ватару и с беспокойством взглянул на сестру: — Обезболивающие пила?

— Ага, — кивнула Сэцуко и, потерев висок указательным пальцем, снова обратила ко мне свой лучистый взгляд. Я молчала.

Сэцуко легко коснулась руки Ватару. Белые пальцы легли на его жилистое предплечье, словно бабочка, нерешительно присевшая на цветок, а затем замерли без движения, как будто убедились, что им там нравится. Я отвела взгляд. Сэцуко и Ватару, не расцепляя рук, пошли вперед. Казалось, что обо мне они напрочь забыли.

Они шли вдвоем не больше двух-трех секунд, но мне эти секунды показались минутами. Я и сейчас не могу забыть, как они удалялись от меня: два темных силуэта в отражении слепящих лучей послеполуденного солнца.

Через несколько шагов Ватару остановился и оглянулся назад.

— Ты чего? — мягко спросил он. — Мы разве не идем в отель «Сэндай»?

— Ах да, точно, — торопливо заулыбалась я и вприпрыжку подбежала к ним сзади. Сэцуко отпустила руку Ватару и посторонилась, освобождая для меня место, так что я оказалась прямо между ними. Такая забота привела меня в полное уныние. Могла бы и не делать нарочито любезных жестов, а идти под ручку со своим братцем, как шла, думала я.

Я и сама немало поражалась тому, с каким злобным усердием я с самого начала пыталась обнаружить в Сэцуко какие-нибудь изъяны. Мне казалось, что как только я разгляжу в ней все те до омерзения гадкие черты характера, которые непременно должны присутствовать у каждой женщины, это как-то поможет мне самой.

«И даже веду себя, как грязная обезьяна», — подумала я, чувствуя бешеное отвращение к самой себе. Отвращение, приумноженное стыдом. Не произнеся ни слова, я потупилась и пошла дальше.

— А вы и в самом деле очень подходите друг другу, — улыбаясь, сказала Сэцуко, со стороны глядя на нас с Ватару.

Ватару нежно обнял меня за плечи и, подмигнув сестре, сказал:

— Она классная!

— Даже слишком хороша для тебя, Ватару, — ответила Сэцуко, энергично кивая, и рассмеялась.