Читаем Без черемухи полностью

   Она поставила своему жениху условие, что будет ему принадлежать только после свадьбы. Эта нелепая идея так прочно обосновалась в ее хорошенькой, завитой головке, что выбить ее оттуда нельзя было никакими доводами. Он пробовал уходить от нее. Она убегала в сад, ходила там с опухшими от слез глазами, но все-таки оставалась при своем.

   Это случается довольно часто, что у маленьких и наивных женщин воля бывает тверже, чем у больших и сильных на вид мужчин.

   -- Ты не любишь меня,-- говорил раздраженно жених,-- это для меня совершенно ясно.

   -- Милый, как тебе не грех,-- говорила она, сжимая руки на груди, как у детей на картинках во время молитвы.-- Но ты знаешь, что любовь для меня, это такое высокое, такое...

   -- Э, ерунда!..

   Они приехали в Москву, захватив с собой канделябры

   и стаканы. Их скромной, но заветной мечтой было -- получить за них двадцать червонцев.

   Жених остановился у своих родственников, невеста -- у своей подруги.


II


   В первое утро жених пошел продавать канделябры. Главную надежду они возлагали оба на клеймо, которое было на их товаре: герб прежнего владельца, указывавший на древность и аристократичность вещей.

   Причем он имел в виду древность, а она -- аристократичность.

   В первые два дня продать не удалось. Оказалось, что это знаменитое клеймо, на которое они так надеялись, служило главным препятствием.

   "Корона и крест не по времени, да еще подумают, что краденое".

   Она вернулась от подруги чем-то озадаченная и все время была задумчива и сосредоточена.

   -- Поедем отсюда...-- сказала она наконец.

   Жених удивился.

   -- Куда? Зачем?

   -- Я ничего здесь не понимаю... Я не узнаю Мариэтт. Она была такая скромная, религиозная... Неужели так можно измениться? Она служит, живет одна, как мужчина. Для нее ничего не стоит... изменить... или, как это сказать, когда она свободна и изменять некому? Ну, понимаешь?.. И для нее никакой святости в этом, никакого греха...

   -- Ведь это только ты так смотришь на вещи, словно не в двадцатом, а в шестнадцатом веке живешь, считаешься моей невестой и до сих пор не принадлежишь мне,-- с досадой сказал жених.

   Но девушка, сидя на диване, поглощенная своей мыслью, которая, казалось, придавила ее своей неразрешимостью, сказала:

   -- Ты представь, она недавно встретилась в трамвае с каким-то незнакомым мужчиной, и у нее там с ним произошло что-то вроде романа, т. е. не произошло, а началось. А потом он пришел к ней. И она рассказывает об этом как о чем-то веселом и интересном.

   -- Молодец! Живет самостоятельно и весело,-- сказал молодой человек, пожав плечами.

   -- Но, милый мой, не только весело, а и... понимаешь?.. И при этом нет никакого чувства священного в этом, нет даже любви и нет ревности. Это ужас!

   -- Теперь не шестнадцатый век и никакого ужаса в этом нет.

   Но девушка не слушала.

   -- Он пришел при мне и поцеловал ее. Потом пришла ее подруга, он поцеловал и ее, точно они просто друзья и товарищи, и в этом для них нет ни страшного, ни неловкого. Я спрашиваю ее: "Что же, он жених твой?" Она говорит: "Нет, не жених,-- разве для этого непременно нужно быть женихом?"

   -- Ты немножко смешна со своим ужасом.

   -- Милый, я хочу сказать, что все стало просто и ничего не осталось священного в этих отношениях.

   -- Э, да какое там священное! Физиологический процесс -- и только. Если бы ты на это смотрела так же просто, было бы гораздо лучше, а то...

   -- Ах, милый мой, как мне доказать, что я люблю тебя? Но люблю не так, как тебе хочется, а готова чем угодно для тебя пожертвовать.

   -- Неужели ты совсем ничего не чувствуешь, когда я с тобой сижу вот так близко?..

   Она испуганно отодвинулась.

   Она была настолько целомудренна, что всегда обрывала такие разговоры и переводила их на другое. У нее даже не было любопытства в этой области, свойственного ее возрасту. И то, что она сейчас говорила об этих вещах, указывало на то, как сильно повлиял на ее воображение образ жизни ее подруги.

   -- Милый, лучше поедем отсюда,-- только сказала она и содрогнулась спиной, точно от какой-то неприятной мысли.

   -- Сначала надо продать.


III


   -- Ну, что же, не продал еще? -- спросила она, придя от подруги на следующий день.

   -- Да нет! Все из-за проклятого клейма никто не берет.

   -- Боже мой, как досадно. И тебя мне бедного жаль, каждый день ходишь, мучаешься. И... так долго ждешь меня.

   -- Придется уехать,-- сказал жених.

   Она несколько времени молчала, потом нерешительно проговорила:

   -- Нет, зачем же уезжать, надо еще подождать. Может быть, найдется покупатель.

   Она некоторое время походила по комнате, кусая ноготки своих прозрачных пальчиков, потом остановилась перед женихом, как бы желая ему что-то рассказать и не решаясь.

   -- Я хочу у тебя спросить одну вещь...-- сказала она наконец.

   -- Что именно?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза