Без четверти двенадцать (СИ)

  - Тебя, дурака, атеистом пристрелили, а значит, других реальностей для тебя не будет. Куда тебя девать? Вот тебе новый... Этот... как же его... - Старик поморщился, вспоминая услышанное им ранее заумное слово. - Континимум? Во! Континум по крови предков и определили. Раз они эллины. Добро пожаловать к нам. - Но, опомнившись после секундной слабости, он уже строже добавил: - Так что давай обол или проваливай, другого бытия для тебя не предусмотрено.

   - Куда проваливать? - Григорий тупо уставился на лодочника.

   - Теперь твоё пристанище - только этот лес. Предбанник миров, так сказать. Обитель вечного голода и жажды.

   Холодный ужас вцепился в мозг Григория. Непослушными руками он снова автоматически полез в пиджак за кошельком. Опомнился. Рубли и баксы - бумага, карточки вообще смешно. В последней вспышке ярости Грек швырнул бумажник в реку и безвольно осел на песок.

   - Что бы предложить ещё? - Как вино пустой бокал, отчаяние начало заполнять его душу. Вероломно выступили предательские слезы. Смущаясь своей слабости, он неловко размазал их по щекам. Без четверти двенадцать - взгляд выхватил положение навсегда застывших стрелок: 'Стоп. Часы и золотая цепь - достойная плата за переправу'.

   - Пожалуйста, возьми золото, это ж лучше никчемного медяка, - подполз Анемиди к паромщику, стелясь в мольбах.

   - Нельзя. Высшие установили цену и строго следят за ней.

   - Умоляю, это же настоящий 'Патек Филипп' - хоть и не ходят, но вещь дорогая, статусная... ограниченная серия... для коллекции подойдет, - начал он нахваливать подношения, пытаясь попутно схватить руку старика, чтобы вложить в неё побрякушки. Но лодочник лишь грозно воткнул перед ним своё оружие, обозначая окончание торгов, не пожертвовав ни лепты своей принципиальности.

  Выронив никчемную 'бижутерию' на песок, Григорий безвольно опустился рядом и с тоской посмотрел на лодку.

   - Последний пассажир!!! - взорвалась в его голове мысль.

  Не медля ни секунды, Грек бросился обратно в лес.

   Харон опёрся на шест и снова устремил свой взгляд вдаль. Безучастно наблюдая, как бегущий Анемиди распадается на нечто неуловимое, просто сгусток тумана. Как на неуверенно бредущего незнакомца набрасывается новый морок - вечный скиталец, жаждущий мелочи.

   Блёклым островком, среди чёрного габардинового болота Армани и Бриони, затопившего зал прощаний крематория, резко выделялся мужичок в заношенном пиджаке. Человек чувствовал себя неловко среди этой публики и речей-ксерокопий, поэтому все время поглядывал на часы, висящие, на стене, поправляя на носу нелепые очки с толстенными линзами. Без четверти двенадцать - скоро кремация.

   - Пора прощаться, - решился он.

   Василий Зеленцов судорожно пошарил в нагрудном кармане, проверяя себя - всё на месте.

   - Ну вот, Гриша, и настал момент, когда я смогу расплатится с тобой разом по всем долгам. Всю жизнь ты был для меня вроде ангела хранителя, помогая в трудную минуту... В девяностые от смерти спас... Ты же знаешь, как меня коробило ходить в должниках. - Обратился он мысленно к покойнику. - Судьба разметала нас по разным социальным стратам, тебя в депутаты, меня в простые историки-этнографы, но не стала разрывать нашей дружбы. Возможно, хранила её именно для этого момента.

   Он медленно подошел к гробу, наклонился и поцеловал покойника в лоб. Рука его будто случайно скользнула по лицу усопшего, протолкнув медный обол между неплотно сжатых зубов. Василий выпрямился и произнес:

   - Покойся с миром, друг. Я не мог уберечь тебя от беды при жизни, но сделал всё, чтобы помочь после. Куда бы ни привела тебя нить судьбы, желаю тебе легкой дороги: успешно пройти суд Радаманта и благой жизни на Елисейских полях.

   Направляясь к выходу, он услышал катящийся по залу ропот: Кто этот человек? Что за бред он наговорил тут?

   Уже в дверях Зеленцова догнали трое братков.

   - Слышь, профессор, ты чо там над Греком-то глумился? - без обиняков заявил, напирая, по-видимому, самый авторитетный из них. - В последней речи какую-то пургу понёс. В рот ему что-то сунул.

   - Это древний погребальный обычай, - взволнованно ответил Зеленцов и начал сбивчиво объяснять про плату Харону.

  Немного поостыв, братва заворчала, не дослушав его рассказ: 'Так, чо не предупредил-то? ... Что за прикол, медяху совать? Сказал бы, мы б засыпали его золотом'.

   Василий их успокоил:

   - Там такая монета дороже золота. - Историк неопределенно махнул рукой куда-то в даль - Здесь, кстати, тоже. У нумизматов покупал, заплатил 500 долларов... Братки одобрительно закивали: - Пятьсот гринов - это уже не стыдоба, это по-нашему, по пацански.

   - Ладно, вали.... - разрешил, наконец, старшой и, повернувшись к коллегам, добавил. - Прикольно, но медяшка не мазово, вы мне тоже чо нить этакое забацайте, только покручи и чтоб обязательно из чистой голды.

   Ярко-зеленый луч откуда-то сверху пробил рыхлую тушу тумана, ударив в одну из теней.

   Горячая волна накрыла Грека, всё его тело охватила мелкая дрожь, во рту почувствовался медный привкус. Сбросив с себя голодное помрачнение, он увидел на мгновение прощальный зал и себя в гробу.