Через несколько дней маршал собирает две сотни головорезов из своей крепости и во главе этого войска направляется в Сент-Этьен. На Троицу во время мессы он врывается в церковь, сметает беспорядочную толпу верующих и в присутствии растерявшегося священника угрожает зарезать Жана ле Феррона прямо в храме. Служба прервана, все разбегаются. Жиль тащит молящего о пощаде ле Феррона к воротам замка, приказывает опустить подъемный мост и силой овладевает укреплением; потом пленника увозят в Тиффож и там бросают в темницу.
Жиль де Рэ разом нарушил бретонский закон, запрещающий баронам поднимать войска, не испросив согласия герцога, и совершил двойное кощунство, осквернив церковь и захватив в плен Жана ле Феррона, лицо духовное.
Итак, капкан захлопнулся, епископу удается наконец убедить колеблющегося Иоанна V выступить против мятежников. В результате одно войско направляется в Сент-Этьен, из которого Жиль со своим маленьким отрядом бежит в укрепленный замок Машкуль, а другое — осаждает Тиффож.
Тем временем прелат форсирует расследование преступной деятельности маршала — рассылает уполномоченных и следователей по деревням, где исчезали дети, сам покидает свой дворец в Нанте и разъезжает по всей Бретани в поисках свидетельских показаний. У народа наконец развязывается язык, крестьяне на коленях умоляют за них заступиться, и епископ, возмущенный страшными злодеяниями, о которых ему становится известно, клянется, что воздаст чудовищу по заслугам.
Сбор показаний занял месяц. Жан де Малеструа рассылает грамоты, где публично обвиняет Жиля в преступлениях. Когда же все уставные формальности канонического судопроизводства были исполнены, он выдает предписание об аресте.
В этом документе, составленном в форме епископского послания и оглашенном в Нанте 13 сентября 1440 года от Рождества Христова, Жан де Малеструа перечисляет вменяемые маршалу преступления, после чего призывает своих духовных чад обезоружить и захватить убийцу:
«А потому настоящими грамотами мы приказываем всем и каждому немедля, решительно, не полагаясь на стороннее вмешательство, не возлагая сию обязанность на чужие плечи, в понедельник, в день праздника Воздвижения Креста Господня призвать на наш суд, священный суд нашей Католической Церкви, благородного барона Жиля де Рэ, коего мы вправе наказывать своей властью и судить своим судом. Мы также повелеваем ему самому предстать перед судом и дать ответ на обвинения в совершенных злодеяниях… Призываю вас исполнить мое повеление, и да приложит каждый из вас для сего богоугодного дела все свои усилия».
На следующий день капитан Жан Лебе, действовавший по приказу герцога, и облеченный епископскими полномочиями нотариус Робен Гийоме в сопровождении небольшого отряда прибывают к замку Машкуль.
Кто знает, что происходило в эту минуту в душе маршала? У него недостаточно сил, чтобы дать бой на открытой местности, но он вполне может выдержать осаду. Однако он сдается…
Роже де Бриквиль и Жиль де Силле, его всегдашние приспешники, спасаются бегством. Он остается вдвоем с Прелати, чьи попытки убежать кончаются неудачей.
Их обоих заковывают в железа. Робен Гийоме сверху донизу обшаривает крепость и обнаруживает окровавленную детскую одежду, обугленные кости и кучи пепла, которые Прелати не успел выбросить в отхожее место или в ров.
Жиля и его свиту, сопровождаемых проклятиями и криками ужаса, увозят в Нант и заключают под стражу в замке де ля Тур Нёв.
«Остается непонятным, — недоумевал Дюрталь, — почему такой храбрец, каковым всегда слыл маршал, отдает себя в руки противника, не оказав сопротивления.
Неужели он превратился в жалкого труса, ослабленного ночным распутством, истощенного гнусными, кощунственными наслаждениями, подавленного, надломленного угрызениями совести? Или он устал от жизни, махнул на все рукой и, как многие душегубы, смирился с неизбежным наказанием? Никто не знает. Может, он считал себя выше всех и потому неуязвимым? Или, наконец, надеялся перетянуть на свою сторону герцога, делая ставку на его алчность и предлагая в качестве выкупа свои фамильные угодья?
Все возможно. Жаль де Рэ, вероятно, знал о колебаниях Иоанна V, который боялся вызвать недовольство баронов и поднял войска против маршала, лишь уступая упорным настояниям епископа.
Ясно лишь, что ни один документ не проливает свет на этот вопрос. Все это еще можно как-то уложить в более или менее связное повествование, — подумал Дюрталь, — беда, однако, в том, что сам процесс выглядит с юридической точки зрения весьма неубедительным, путаным и каким-то судорожным».
Как только Жиля и его сообщников сажают в тюрьму, учреждаются два трибунала: один церковный, в чье ведение входили святотатственные преступления, другой гражданский — преследующий согласно букве государственного законодательства.