Без дна

— Ну да, одно время он был моим духовником.

— Тогда наверняка у вас сложилось о нем достаточно определенное представление?

— А хотя бы и так… Послушайте, друг мой, вы чего-то недоговариваете. Что, собственно, вы хотите у меня выведать?

— Все то, что вы сочтете нужным мне доверить. Он молод и красив или стар и уродлив, беден или богат?

— Ему сорок лет, он мужчина приятной наружности, который любит сорить деньгами.

— Как вы думаете, он прибегает к колдовству, служит черную мессу?

— Вполне вероятно.

— Простите мою настырность, простите, что донимаю вас своими вопросами, однако я позволю себе одну нескромность — эта склонность к инкубату…

— Что ж, я действительно переняла ее у Докра. Надеюсь, теперь вы удовлетворены?

— И да, и нет. Я благодарен вам за то, что вы любезно на все ответили — знаю, что злоупотребляю вашим хорошим отношением ко мне, и все же один, последний вопрос. Есть ли какой-нибудь способ встретиться с каноником Докром?

— Он сейчас в Ниме.

— Извините, но сейчас он в Париже.

— Так вы в курсе! Впрочем, это не имеет никакого значения, будьте уверены, даже если бы мне был известен такой способ, я бы все равно вам не сказала. Держитесь от Докра подальше, знакомство с этим человеком не принесет вам ничего хорошего.

— Значит, вы признаете, что он опасен?

— Не признаю и не отрицаю, просто хочу сказать, что вам незачем встречаться с каноником!

— Как же незачем! Я хочу получить от него необходимые сведения для моей книги.

— Попробуйте добыть их как-нибудь иначе. И потом, — как бы между прочим заметила она, надевая перед зеркалом шляпу, — мой муж прервал всякие отношения с этим человеком, Докр пугает его. Поэтому каноник уже не приходит к нам, как прежде.

— Но это еще не означает…

— Не означает чего? — Гиацинта обернулась.

— Да ничего… Я так… — Про себя же Дюрталь закончил начатую вслух фразу: «Не означает, что вы сами его не посещаете».

Гиацинта, поправляя волосы под вуалью, настаивать не стала.

— О господи, на кого я похожа!

Дюрталь поцеловал ей руки.

— Когда я вас снова увижу?

— Я думала, мне не стоит больше приходить.

— Но вы прекрасно знаете, что я люблю вас, скажите же, когда вы придете!

— Послезавтра, если вам удобно.

— Конечно удобно.

— Тогда до свидания.

На прощанье Гиацинта запечатлела на его устах страстный поцелуй, а на пороге обернулась и погрозила ему пальцем:

— И выбросьте из головы каноника Докра.

«Черт бы тебя побрал с твоими недомолвками», — подумал Дюрталь, захлопывая за ней дверь.

ГЛАВА XVI

«Надо же, — удивился Дюрталь, — в постели, где может сломаться самый волевой человек, я выстоял, отбил настойчивые атаки Гиацинты, которая хотела прочно обосноваться у меня в доме, а когда плоть умолкла, когда ущербный человек вновь обрел себя, сам же упросил ее продолжить свои визиты. В глубине души я по-прежнему считаю, что должен порвать с Гиацинтой, но нельзя же взять и отослать ее, как девку, — оправдывал Дюрталь свою непоследовательность. — Кроме того, мне было необходимо получить от нее сведения о канонике, но здесь я ничего не добился; надо вызвать ее на откровенность, чтобы она не отделывалась, как вчера, односложными ответами и ничего не значащими фразами.

Что же на самом деле связывало эту женщину с каноником, бывшим ее духовником, который, как она сама же призналась, открыл ей дьявольскую прелесть сношений с инкубами? Он, несомненно, был ее любовником, а сколько вообще священнослужителей из тех, что посещали дом Шантелувов, побывали у Гиацинты в постели? У нее самой сорвалось с языка, что ее тянет именно к ним!» Вращайся Дюрталь в церковных кругах, он много чего любопытного узнал бы о Гиацинте и ее муже. «Но странно, Шантелув, играющий в этом доме весьма второстепенную роль, репутацию себе испортил, она же нисколько. Я никогда не слышал сплетен о ее любовных похождениях. Впрочем, что же тут удивительного! Ее муж не ограничивается в своих знакомствах обществом священнослужителей и людей высшего круга — крутится среди литераторов, и те, естественно, злословят на его счет, Гиацинта же выбирает себе любовников в среде духовенства, куда не вхож ни один из моих знакомых. Да и сами священники — народ не болтливый. Однако как тогда объяснить, что она зачастила ко мне? Разве что ей приелись сутаны и она решила отдохнуть от черных чулок. Я для нее что-то вроде отдушины, через которую в ее пропахшую ладаном ризницу струится свежий мирской воздух.

Даже если так, ведет она себя странно, и чем больше я на нее смотрю, тем меньше понимаю. В ней как бы сосуществуют три разных человека.

Сдержанная, почти высокомерная светская дама, которая в интимной обстановке превращается в добрую подругу, ласковую и нежную.

В постели у нее были уже совсем другие повадки — голосом распутной, потерявшей всякий стыд девки она изрыгала такие непристойности, от которых покраснели бы даже видавшие виды проститутки.

И наконец, третья — ее я увидел вчера, — безжалостная стерва, холодная, расчетливая, циничная сатанистка.