Без дорог

Хотя барометрические наблюдения считались обязательными и для таксаторов, но большинство из них эту работу делало только от случая к случаю. «Ежели нам еще с будильниками по лесам лазить, то и на соль рабочие не заработают», — говорили таксаторы. И Алексей Владимирович, зная их жесткие нормы и тяжелый труд, скрепя сердце перестал настаивать на барометрическом определении высот, склоняясь к тому, что это дело особое и важное.

Случай с Самородковым был не первый. Заправские топографы привыкли к мензульной съемке и высотам, по- 1 лученным «наверняка», без излишних раздумий и многодневных вычислений с поправками на погоду и время. Абсолютные высоты и время наблюдения — различные категории мышления, и у многих они не совмещаются в голове. Но главное — кому нужна в равнинном рельефе точность в ±5 метров?! Многие, как и Самородков, без-З надежно «долбили» кулаками по стеклам циферблатов своих анероидов, стараясь выдолбить из них вместо превышения с плюсом, превышение с минусом. Иногда это и удавалось. Но чаще привязанные к седлу анероиды во время быстрых перебросок превращались в погремушки и показывали любое давление и высоту. И затем этот «золотой балласт» фирмы Нодэ за негодностью постепенно скапливался на складе базы вместе с часами необычных старинных фирм и самых разных систем.

Положение топографо-геодезического отряда в лесоустроительной экспедиции становилось незавидным. Лесникам нужны были карты с рельефом, а высотные данные у геодезистов «прыгали и летели», о методике их определения толковали много, а новые инструменты еще только конструировались в лабораториях научных институтов. В то время как аэрофотосъемка шагала вперед, техника обработки аэрофотоснимков отставала.

Один из печальных результатов Самородков мог видеть сейчас вокруг себя на столах. Когда были получены первые фотопланы и вычерчены по отдешифрированным в поле аэрофотоснимкам, старший географ экспедиции обнаружил, что на них слишком много болот. Получилось это от того, что, обескураженные дождливой погодой и огромными площадями моховых сфагновых лесов, топографы «болотили» на фотопланах все те места, где попадалась «моховая подушка»[129]. И вот теперь болота в умелых руках топографов и чертежников превращались на столах базы из непроходимых в труднопроходимые, а труднопроходимые в проходимые. В результате планшеты получались все-таки сносными. Во всяком случае это было лучше, чем ничего. Скидка и поправка на дождливую погоду приближала к истине. Но подобная корректура болот отняла много времени, сил и денежных средств.

— Не пойду я с «балометрией» по старым маршрутам, — не будет от этого толку, — упрямо и глухо проговорил Самородков.

— Как это не пойдете? А под суд пойдете? — выкрикнул Алексей Владимирович и зажал в кулак пуговицу на груди.

— Я от работы не отказываюсь, — но другой инструмент давайте.

— Вы с нивелиром ходили, а на болоте в замкнутом ходе невязку[130] в один метр сорок пять сантиметров принесли! Какой же вам теперь еще инструмент давать прикажете? Вот полюбуйтесь на свой нивелирный журнал!

— Не может этого быть! Сам высоты подсчитывал. Сорок пять сантиметров на двадцать пять километров хода было. Да и это еще проверить надо.

— Сорок пять получили, а метр хотели спрятать! Вот полюбуйтесь!

Самородков взял из рук Алексея Владимировича журнал. Мелкие, написанные карандашом сбоку и сверху цифры были подчеркнуты чернилами, в примечаниях стояли вопросительные знаки и возможные варианты превышений. Когда Самородков перелистал несколько страниц, перед ним. как на яву, встали в памяти непролазные места гнилых болотных трущоб… Пройденный в двадцать пять километров нивелирный ход тянулся около двадцати километров по двум жердочкам кладей через огромное сфагновое болото. Почти в центре его черным пятном зияло на снимках большое округлое озеро с зарастающими берегами. Подобраться к воде было нельзя, и высота его осталась неопределенной.

«Жук» в полтора метра на ровном болоте был в вычислениях налицо, но, очевидно, результат какого-то несознательного, случайного грубого промаха, не замеченного в пылу работы и в условиях тяжелого полуголодного житья. Самородков перелистывал страницы, клал на стол потрепанный журнал, снова брал, перелистывал, оттопыривал вперед подбородок, что-то припоминал, но не мог вспомнить и наконец с досадой отбросил в сторону.

— Расскажите хоть, как вы шли по этому болоту?

— Шли, как обычно. Как везде. Только отсчеты приходилось брать по особому. На болоте-то горизонт естественный, а инструмент в мох по самую головку штатива уходит.

— А вы знаете, что на болотах под ножки штатива инструкция рекомендует забивать колья?