Без души

— Память… — эти стены умеют напоминать о том, что более всего мечтаешь забыть. Я понимаю, — творец кивнула, присаживаясь на широкую двуспальную кровать с высоким плотным пологом, огляделась, словно была в этой комнате первый раз, — скажи, Эрик, тебе нужно что-то ещё? Свобода от безумия не столь большая плата за то, что ты и так согласился бы сделать. Поверь, некоторые запрашивали цену в десятки раз выше, и я соглашалась на поставленные условия.

Эрик покачал головой. Сейчас, когда липкая плёнка безумия действительно растворилась, мир воспринимался абсолютно по — другому. Не столь контрастно, не так ярко и просто. Он казался чужым, враждебным. Исчезла и удивительная легкость, появились сомнения. Но всё-таки теперь он чувствовал свою жизнь, индивидуальность. И ощущение цельной, собственной личности, а не осколков безумной госпожи, стоило того, чтобы по — новому взглянуть на мир.

— Я просил то, что было важным, госпожа. Для меня это равноценный обмен. Все равно я согласился слишком просто. Это может вызвать подозрения.

— Нет, Эрик, не может. Серег сам не знает, что ему нужно, чего ему могло бы захотеться. Прихоть… он не помнит, что такое гордость или сомнения. Если бы он встретил того, кто доказал свою силу — легко бы принял его власть, как и согласился на сделку со мной. Другое дело, что он уверен в своём всесилие: значит, воспринял ту простоту, с которой ты согласился служить ему, как должное. Все правильно. Так что ты хочешь, мой мастер?

— Благодарю, госпожа, но не стоит.

Да, эта женщина не была его госпожой. И хоть он честно выполнял условия сделки, не собирался рассказывать творцу о небольшом секрете, что раскрыл ему Серег. Зачем? Так наблюдать за их игрой будет лишь интереснее.

— Забавно, — усмехнулась женщина, — я ведь вижу твоё будущее, и знаю, что могу предложить тебе нечто куда более ценное и желанное. Другая жизнь — другая игра, новый мир, имя, роль… Новые правила. Семья, друзья, почёт, возможно — любовь.

— Такое бывает только в сказках.

— Именно сказку я и собираюсь тебе предложить. Не забывай, кто я, мастер. Мне подвластно многое. Очень и очень многое. Волшебный замок, знатный род, светлая сила, красавица жена и два очаровательных сына… хочешь такую жизнь? Это есть в твоём будущем, но развилка, за которой реальность действительно превратиться в сказку, слишком близка — всего несколько шагов. И нужно решать сейчас, — она растянула ярко — накрашенные губы в соблазнительной улыбке, внимательно наблюдая за выражением лица тёмного мастера.

Эрик нахмурился. Он умел чувствовать ложь и знал, что творец не солгала. Значит, она действительно видела это и могла дать ему новый мир — жизнь, дом, семью: то, чего у тёмного мастера не могло быть изначально. Никогда. Ни при каких условиях. Эрик был создан для разрушения, но никак не созидания. Возможно? Вдруг Алевтине действительно подвластно изменить это?

Но в тоже время мастер замечательно чувствовал оттенки и ударения, под которыми прятались истинная сущность красивых слов. Рыжая, удивительно красивая женщина с пустым взглядом уже давно не была человеком, вот только маленькая запинка выдала её.

— Что же не так будет с этими детьми? И какова цена сказки?

— А вот это, мой милый мастер, я расскажу тебе после того, как мы заключим новую сделку…

* * *

Ларин не успела понять, что отошла слишком далеко от небольшой поляны, на которой остановилась их компания. Казалось, она только скрылась за кустами, чтобы, пройдя вверх по течению ручья, смыть с себя усталость, и вот уже девушка остановилась рядом с плотным деревом, пытаясь вспомнить, как пришла сюда. И куда «сюда»?

На короткий миг, когда Ларин собиралась начать купание — что-то мелькнуло среди густых ветвей, и она решила посмотреть на это. И вот коварная тропа оборвалась у толстых корней дерева: на точной копии той поляны, где они недавно расположились. Ларин нахмурилась, надеясь, что всё-таки вспомнит, с какой стороны вышла сюда. Но… может быть, это слепая госпожа привела её, указав путь? Значит, она должна быть здесь.

Зачем?

Она переступила с ноги на ногу и ещё раз огляделась по сторонам. Возможно, ей стоит остаться, чтобы дождаться следующего знака своей госпожи? Всё, что ни происходит, как тонкая нить жизнь не путается, не изгибается: все не просто так — это необходимо для великого замысла пряхи. Человек просто не видит того, что доступно слепой госпоже. На то она и слепая — ей безразличны декорации и оболочки — только суть, которую можно лишь почувствовать, но никак не увидеть. Шелковые нити, которые вплетаются в узор этого мира, сливаясь с другими судьбами и жизнями — и если для того, чтобы сохранить всё полотно, нужно убрать крошечный узелок, пряха ни на мгновение не задумается, чью жизнь обрывает в этот момент. Ей безразлично это.