Без границ

— Заткнись! — потребовал голос в её голове, тот, что был похож на рычание голодающей дикой собаки.

Альвидла закрыла глаза. Она знала этого демона, глабрезу с четырьмя руками, две из которых заканчивались клешнями, способными перерезать человека надвое. Она не раз видела, как Инкери превращается в этого изверга, и последствия всегда были неприятными. На самом деле, Инкери сама призналась, что каждый раз, когда выпускала глабрезу наружу, она не могла загнать его назад в филактерию, пока демон не разрывал кого-нибудь на куски.

— Браслет Шерон защитит её, — спокойно сказала Инкери. — А ожерелье на твоей шее защитит тебя. Не заставляй меня повторять этот урок.

Альвидла смотрела, как Инкери покидает гостиную дома Маргастеров. Несмотря на все остальные проблемы, она не обиделась на то, что Инкери поменялась с ней ожерельями. Ожерелье, которое сейчас было у кузины, содержало куда более хитрого и сильного демона.

Может быть, Альвидла сумеет как-то контролировать своего.

В ответ на эту абсурдную мысль она услышала внутри смех собакомордого глабрезу, и голос в голове пообещал:

— Я могу заставить тебя убить твою девочку.

Альвидла заплакала, и её всхлипы заглушал демонический хохот.

— Передайте госпоже Донноле, что взамен я рассчитываю на сотню бутылок вашего лучшего, — буркнул седеющий фермер Ясгур Реджису и Далии, сидевшим за старым обеденным столом в повидавшей виды гостиной его старого хутора. Это место впечатляло — по крайней мере, должно было впечатлять в свои лучшие годы, как и сам Ясгур всего несколько лет назад. Даже сейчас, когда его здоровье ослабло, хотя долговязый фермер едва достиг среднего возраста, соседи считали Ясгура человеком с характером — и не всегда в хорошем смысле. Его отношения с Доннолой Тополино подтверждали это, и более того — по слухам, он был в дурных отношениях с текущими правителями Лускана.

Всякий раз, когда кто-нибудь спрашивал о таких вещах, Ясгур неизменно отвечал следующее:

— Соседи — это клиенты.

Далия посмотрела на Реджиса. Тот пожал плечами, не зная, что делать дальше.

— Я уверена, что госпожа Тополино щедро расплатится с вами, как только сможет, — сказала Далия, и Реджис вынужден был признать, что это, по крайней мере, не ложь.

— Сто бутылок, — настаивал худой, большеносый мужчина. — Закачу вечеринку, про которую будут говорить ещё век после того, как меня похоронят. Приглашу каждого барда на побережье Меча, чтоб играли, и да, как же они будут играть!

— Две сотни бутылок, если пригласите нас! — сказала Далия, и Ясгур засопел и захрипел так сильно, что гости испугались, не упадёт ли он замертво.

Фермер подмигнул женщине.

— Даже не нужно лучшего. С таким количеством всё равно никто не заметит разницы.

— Тогда оставим лучшее для нас с вами, — пообещала Далия, подмигнув в ответ.

Ясгур засмеялся или захрипел опять, и оставил их наедине.

Далия улыбнулась ему вслед, затем повернулась и обнаружила, что Реджис таращится на неё с отвисшей челюстью.

— Когда мы вернём Энтрери, у Ясгура будут проблемы, — легкомысленно заметил полурослик.

Но Далия нахмурилась — похоже, она была не в настроении для шуток. От одного её взгляда у полурослика встали дыбом волоски на шее. Он задумался, как быстро у эльфийки меняется настроение — от заигрываний с Ясгуром до леденящей мрачности (и это пугало!).

— Мы вернём его, — сказал ей Реджис просто потому, что должен был что-то сказать. — Если он по-прежнему у них…

Он замолчал, когда глаза Далии расширились, а затем опасно прищурились.

— Он у них, — залопотал Реджис. — Я уверен. Мы будем торговаться…

— Что им предложить?

— Это мы и должны выяснить! — сказал полурослик, пожалуй, слишком оживлённо, учитывая ответный мрачный взгляд.

Затем Далия проглотила последнюю ложку жаркого, которым угостил их Ясгур, и резко встала из-за стола.

— Переговоры! — фыркнула она.

— Такие типы больше всего любят деньги, — пробормотал Реджис.

— Мы заберём его, когда они все погибнут, — сказала ему Далия. — Так проще.

Реджис просто кивнул. Что ещё он мог ответить? Далия была уже в дверях.

Той же ночью, только много позднее, Альвидла Маргастер тихонько прокралась по огромному особняку, замерев у двери комнаты, где спала её дочь Шерон. Женщина опасливо приложила ухо к двери, надеясь услышать глубокое ровное дыхание спящего ребёнка.

Она нахмурилась, не удивившись, когда услышала детский голосок, непрерывно бормочущий «…учительмучительмучитель…»

Альвидла втянула воздух, стараясь не заплакать. Она представила свою милую Шерон с рыжими кучеряшками и сверкающими серыми глазами, которые улыбались, когда она смеялась, и как будто всегда искали причину для танца.

Когда-то они были серыми, напомнила себе Альвидла.

— Иди и убей её, — сказал голос в голове Альвидлы. Женщина схватилась за камень, висящий на цепи вокруг её шеи, желая лишь сорвать его и выбросить прочь.

Но не могла.