Тем временем шествие подошло к госпиталю. Раненой предоставили офицерскую палату, и, конечно, ее сыну и дочери позволили остаться возле нее. Теперь доктор смог полностью отдаться заботам о больной. Он исполнил свое дело с умением, самоотвержением, вообще со всевозможным старанием. Чтобы предупредить обморок, который мог бы повлечь смерть, быструю остановку сердца, он немедленно сделал подкожное впрыскивание эфира, затем второе впрыскивание – кофеина. Пульс усилился, и на щеках женщины появились легкие розовые пятна. Так как несчастная потеряла огромное количество крови, нужно было быстро, в пределах возможного, возместить эту потерю. С помощью опытных ассистентов хирург ввел в вены искусственную сыворотку, что немедленно возымело свое действие. Он непрестанно слушал сердце и легкие, всегда готовый прийти на помощь в случае остановки первого или накопления мокрот во втором, искусственно вливая жизнь в ослабевшее тело и повторяя попеременно подкожные впрыскивания; таким образом ему удалось поддержать дыхание жизни в течение суток. Дети, сидевшие в соседней комнате, просовывали время от времени головки или подходили тихонько на цыпочках: увидев, что мать еще жива, они бросали на доктора долгий благодарный взгляд и удалялись с надеждой в сердце.
В это самое время председатель Главного суда, живущий в Калькутте, собрал всех подведомственных ему судей. Убийца удостоился чести быть судимым Верховным судом, ввиду того что он покусился на жизнь белой женщины, притом принадлежавшей к высшей аристократии. Формальная часть продолжалась недолго и краткостью своей напомнила неумолимое и немногословное правосудие военных судов. Действительно, убийца был захвачен на месте преступления, поэтому следствия не требовалось, и он прямо навлекал на себя наказание. Обвиненный знал это, но, по-видимому, нисколько не волновался, сохраняя все время полное и невозмутимое спокойствие; перед судом он обнаружил просто удивительное хладнокровие.
Обширная зала была полна. Тут иерархический дух англичан излился во всей своей наивной полноте. Публика была разделена на три четкие категории: аристократия, торговое сословие, индусы. Первые сидели в креслах, вторые на скамьях, третьи стояли. Убийца, выведенный в залу суда под конвоем, сохранял упорное и презрительное молчание. Наконец, так как председатель настойчиво предлагал ему вопросы относительно его имени, возраста, рождения, он ответил голосом, который дрожал, как кимвалы:
– Вы хотите знать мое имя! Ну так меня зовут Враг! Да, я ваш враг, и вы скоро в этом убедитесь!
Эти слова, произнесенные с выражением неукротимой ненависти, вызвали громкую поддержку в черной, грязной толпе, очевидно, относящейся сочувственно к обвиняемому.
Председатель продолжал, указывая на орудие преступления:
– Вы признаете тот факт, что вы ударили этим оружием леди Леннокс, герцогиню Ричмондскую?
– Я – Нариндра, брамин четвертой степени, четырежды святой и четырежды священный. А в книге Ману настоятельно говорится: «Кто с гневом преднамеренно ударит брамина, хотя бы только травинкой, должен немедленно умереть, чтоб потом двадцать один раз возрождаться в теле нечистого животного». Та, которую вы называете герцогиней Ричмондской, ударила меня… я исполнил повеление божественного Ману, Вайвасвата, сына Солнца.
– Вы признаете, что убийство было вами совершено?
– Я признаюсь и горжусь этим.
– Вам не безынтересно знать, что это преступление влечет строгое наказание?
– Книга Ману говорит также, и вы должны это знать: «Пусть король остерегается убивать брамина, хотя бы он совершил всевозможные преступления, – пусть он в таком случае изгонит его из королевства, оставляя ему все его имущество и не причиняя ему никакого зла…» Таков закон!
– Мы не признаем предписаний Ману и авторитета браминов! Вы – просто подданный Ее Величества Королевы и заслуживаете смертную казнь.
Брамин пожал плечами и прибавил своим металлическим голосом:
– Вы не можете… вы не смеете меня убивать.
– Как бы там ни было, – холодно ответил председатель, – мы осуждаем вас на виселицу, и вы будете висеть, пока не последует смерть. Приговор, справедливо над вами произнесенный, будет приведен в исполнение сегодня же, за два часа до захода солнца.
Брамин выслушал, не дрогнув, эти ужасные слова, и, когда председатель спросил его, не имеет ли он что-либо добавить в свою защиту, он гордо выпрямился во весь свой высокий рост и, окинув величественным взглядом толпу индусов, воскликнул:
– А вы, мои верные друзья, вы отомстите за мою смерть! К делу!..
В толпе факиров послышался глухой ропот, она пришла в движение, сдерживаемая, впрочем, тройным рядом штыков; несколько ужасных клятв, произнесенных вполголоса, доказывали, что это жестокое приказание будет исполнено.