Без имени, без веры, без надежды

Только ведь Осколков-то нахрапом взять не удалось, нетушки. И хотелось, да не моглось. Может, это хоть немного излечило нас от самоуверенности? Впору засмеяться: огромная армия Неподвластных две луны не могла совладать с противником, уступавшим ей числом раз в десять! А когда всё кончено было, генералы едва не выли, потери подсчитывая, и поносили на чём свет стоит всех Осколков вместе да каждого в отдельности. Это ведь только мы с ними воевали по правилам военного искусства, какие в книжках написаны, а они солдат наших просто убивали. Именно так: убивали, когда те жрали и спали, убивали, когда с бабами лежали и в гряздецах сидели… Прав преподобный Фалкион: у войны правил нет, важно лишь, кто выиграет. А победителей не судят.

И, гьёрг-ледянник, в этой войнючке все ж таки победили мы. Миродар со всех сторон обложили, собрали пару сот магов, внешние стены по камешку раскатали, Цитадель обрушили. Да и на горстку уцелевших всех скопом навалились. Победили… Только победа эта нам костью в глотке встала. И никто уже помыслить не мог о том, чтобы дальше идти, все раны зализать жаждали, а пуще других – маги. И гильдмастер наш по развалинам Цитадели побродил, службу поминальную отстоял, пленных, сколько было, казнил, да и объявил: довольно крови, время о милосердии вспомянуть. Ловить да резать уцелевших Осколков запретил – Неподвластным они, мол, не враги, потому как и гильдии такой нет больше, пусть копошатся да ползают, как могут. С его лёгкой руки приравняли мы Осколков к безгильдейным и забыли о них, как о дожде вчерашнем.

А вот они нас не забыли.
Не припомню уж, кто из мудрых сказал, что гильдия – не крепостные стены, не Цитадель, а люди. Как бы не А'йорд, отец Фалкион частенько эти слова повторял. И на совете том последнем, когда судьбу Осколков решали, их произнес. Я тогда новичком была совсем, только-только в первый круг посвящения вошла, ничего толком не умела, кроме как слушать. Вот и вертелась возле Предстоятеля да уши растопыривала. А он говорил.

– Ты знаешь мою позицию, Валгаррес, – говорил он, а Валгарресом тогдашнего Старика нашего звали. – От Миродара и других крепостей братства не должно остаться даже камня. Объяви награду за головы всех, чья принадлежность к Осколкам может быть доказана. Не теряя времени. Нам не будет покоя, пока жив хоть один.

– Ты противоречишь себе, преподобный! – грозно сдвигал брови Старик. Ох, и досадовал же он на то, что ему, гордому и благородному главе одной из Старших гильдий указывает какой-то мистик, в войне ни гьёрга не смыслящий! А ещё более – на то, что весь совет да все офицеры этого мистика, открыв рот, слушают. – Не ты ли всегда был против этой войны? Не ты ли не уставал твердить, что мы потеряем слишком много, а обретём слишком мало? И теперь, когда мы хотим перевернуть эту страницу, ты говоришь "нет"?

– Коль скоро мы сварили это зелье, нам его и пить. Оставлять осадок на дне – совсем дурное дело. Я целитель и знаю, когда удаляешь опухоль, нужно вырезать её целиком. Оставишь самую малость, и она снова разрастётся, расползётся, ещё больше чем была. Нельзя их оставлять, Валгаррес. Братство живо, пока жив хоть один Осколок. Они затаятся, будут выжидать. А потом нанесут удар, от которого нам не оправиться.

– Мы здесь гильдмастер! И нам решать, что верно, а что нет!

Война была окончена. Войска вернулись в казармы, создатели – в цеха и мастерские, чародеи в башнях и академиях заперлись, охотники в лесах растворились, мы занялись ранеными. А гильдмастер умер через семидневку после объявления конца войны. Грибочками отравился. Только я долго забыть не могла усмешки отца Фалкиона, когда он вскрытие проводил. Собственноручно. Интересный случай, говорил. Очень интересный.

Нет, нас не забыли. Гвин'эйто выжил и не скрывался почти – так, перелинял да окраску сменил. О мести, может, и не думал, он Кирин любил взаправду, без обмана, скорей бы себе руку отрезал, чем её обидел, а только вогнал свой осколок Неподвластным в самое сердце.

…Записку ту я, конечно, отнесла. Не Кирин, сперва отцу Фалкиону отдала. А он в руках повертел-повертел, да и сказал, тихо так, едва слышно: "Неси, кому велено было. Судьба – она на то судьба и есть". Я и отнесла. А она…