Без имени, без веры, без надежды

Но оскорблять толком не умеющее.
Пока.
Кто бы из "хвостиков" не взял его на попечение, своё терпение он переоценил.
Мирея? Тьёльги? Андреас? Андреас по ремеслу подходит больше, но авантюры – это к Тьёльги. Хотя учить барда сражаться – всё равно, что ящерицу летать. Киана? Зов и Ветер хорошо понимают друг друга…
Так кому же из них "повезло"? И почему молчит новоявленный ментор? Дерзость, пусть даже такую нелепую, спускать нельзя. Во всяком случае, не тогда, когда целая стайка малолеток таращится на белобрысого с таким восторгом и завистью, словно он сам Симеон Злой Меч. Дашь слабину – и они тебе на шею усядутся…
Шендже сдержал смешок, со значением поглядывая на "хвостиков", которые никогда не отказывали себе в удовольствии посмеяться над его успехами на поприще воспитания. Навскидку определить ментора не удалось – лица у всех четверых были одинаково кислые. Впрочем, мастера-механика это не удивляло. Не только он, но и другие Осколки давным-давно воспринимали неразлучную четверку, как единое существо, многорукое, многоногое, многоглазое, излишне любопытное и чрезмерно назойливое. Задев одного, ты становился врагом всем четверым. С другой стороны, если "везло" одному, остальные получали не меньше.
Кузнец чувствовал себя полностью отомщённым. Давайте, господа, собирайтесь с духом, не молчите… сейчас… вот сейчас!..
Голос был не тем, который ожидал услышать Шендже. И прозвучал совершенно с другой стороны.

– Придержи язык, Лерс, если не хочешь его лишиться.

Шендже сразу не понял. Как так… убийца… учит… барда?! Он же… он…

– А что я такого сказал? – немедленно вскинулся мальчишка, дерзко сверкая глазами.

Детишки затаили дыхание. Киана и Тьёльги, переглянувшись, скрылись на кухне, Андреас незамедлительно последовал за ними. Мирея неуверенно переступила с ноги на ногу, и по лёгкому покалыванию на коже Шендже определил, что она подняла несколько боевых щитов. Меченый чуть пошевелился, повернул голову к ученику, тот бестрепетно взглянул на учителя – и внезапно застыл, как мушка в янтаре, за пару мгновений сравнявшись цветом лица с выбеленной простыней и даже, казалось, став меньше ростом. Шендже не видел ни лица, ни глаз Меченого, но неожиданно почувствовал себя очень неуютно.

– Шутку, как и соль, стоит употреблять с умеренностью, – проговорил убийца спокойно и вполне доброжелательно, но его ученик побледнел ещё больше, если это было возможно, и попытался отползти, а из его рта вырвался слабый испуганный всхлип. – Ты был груб. Ты проявил неучтивость. Ты наказан. О взыскании узнаешь завтра, а сейчас – спать. Гостевое крыло свободно, твоя комната – третья по правую руку от входа. Ступай.

Не сводя глаз с учителя, мальчишка рывком поднялся и, прижимая к груди арфу и флейту, попятился к проходу в гостевое крыло. Шаг, ещё один… Меченый чуть пошевелился, и подростки, точно получив какой-то сигнал, послушно устремились за белобрысым, а Шендже внезапно вспомнил, что хозяин дома – вообще-то он. К тому же присутствие Меченого всегда вливало окружающим солидную порцию смирения и кротости: грех было не воспользоваться этим.

– В запертые комнаты не ломиться, открытые – можно занимать, – негромко проговорил он, и подростки, как и подобает послушным ученикам, замерли и вытянулись. – Кому не хватит кроватей, возьмите в кладовке матрасы и одеяла. Доброй ночи.

– Доброй ночи, мастер, – в один голос откликнулись гости, и один за другим нырнули в дверной проем.