Без измены нет интриги

Карл шепнул мне на ухо, что выйдет в холл покурить. Я ответила: ладно, только недолго, ужин сейчас подадут. На самом деле я понятия не имела, когда подадут ужин, но какая разница. Я посмотрела ему вслед: светлые волосы, аккуратно подстриженные на затылке, безупречно сидящий смокинг, распахнутый жилет, небрежная походка, взгляд вскользь с чуть надменной улыбочкой — от всего этого, пока он шел через зал, у меня зашлось сердце. «Я ужасно его люблю», — подумала я, и от этой мысли мне стало так, как бывает, когда погружаешься в очень горячую ванну.

Я посмотрела на сестру. Она по-прежнему сидела, устремив глаза в бокал с вином, и выглядела усталой. Отчего она такая? Я вспомнила ее звонок в тот вечер: «Марианна, я нашла своего прекрасного принца!» У нее был такой радостный голос. «Он врач», — добавила она. Майкл был другом приятеля ее подружки, и они познакомились на чьем-то дне рождения. Через полгода сестра переехала к нему. А еще через полгода сообщила нам — маме, папе и мне, — что выходит замуж. Сначала мы все решили, что она шутит. Ведь моей безбашенной сестрице нет равных в умении откалывать номера. Не так давно, в девятнадцать лет, она весь учебный год подрабатывала по выходным, чтобы скопить денег и съездить на два месяца в Европу. И улетела-таки летом в Париж со своей подружкой Ким, а через две недели вернулась. В Европе моя сестрица успела увидеть разве что Эйфелеву башню: нам она объяснила, что ей приглянулась пара изумительных сапожек из кожи аллигатора в витрине одного бутика высокой моды. Просто не смогла устоять: она сняла все деньги со своих дорожных чеков и купила сапожки. А после этого поменяла обратный билет. «А как же Ким?» — только и спросили мы ошарашенно. «Ким? О… Она обиделась, конечно… Теперь ей придется прокатиться по Европе одной, — равнодушно ответила сестра, красуясь перед нами в новеньких сапожках. — Хороши, правда?» Папа и мама с недовольным видом покачали головами. А я сказала сестре, что видела точно такие же сапожки в модных журналах. Она заулыбалась и обещала дать мне их поносить. Я обняла ее: «Ты самая лучшая сестра на свете!» Я вообще-то была рада, что она так скоро вернулась; сестра тогда еще жила с нами, и представляю, каким скучным было бы целое лето без нее. Это для примера, а вот в любви моя сестра — само непостоянство. За год до встречи с Майклом она сделала первые шаги в кино в качестве script-girl[4] и успела поработать в нескольких фильмах. Так на каждой съемочной площадке она закручивала новый роман. То с осветителем, то с режиссером, то со стажером. В общем, отрывалась вовсю. И вот теперь она выходит замуж, а ей всего двадцать три. Просто не верится.

— А где Карл? — спросила мама, сидевшая справа от меня. Сейчас придет, сказала я, в туалет вышел. Я соврала маме, потому что она недолюбливает Карла, я это знаю, а отлучиться из-за стола в туалет не так невежливо, как выйти покурить. Мама не раз говорила мне, что я изменилась с тех пор, как стала встречаться с Карлом. Например, стоит ей случайно увидеть, как я плачу, она сразу начинает причитать, что отношения с ним мне не на пользу. Может быть, она читала мой дневник, хотя даже в заветной красной тетрадочке я всего не пишу. Я просто сама не всегда понимаю, что со мной происходит. Ну и ладно.

Мама спросила, хорошо ли я себя чувствую. Я ответила: не беспокойся, все отлично, только немножко холодно. Мама посмотрела на мои руки и заметила, что они покрылись гусиной кожей. «Бедняжка моя!» Сама я не обращала на это внимания, подумаешь. Тут вернулся Карл. Он сначала подошел к папе, который сидел справа от мамы, и спросил, не отменяется ли завтра партия в гольф, после того как они отвезут молодоженов в аэропорт.

— А как же, конечно! — просиял папа. — Должен же я взять реванш!

Карл и папа отлично ладят, и, когда я вижу, как они сдружились, у меня всюду покалывает, и зудит, и щекотно, как будто я долго расчесывала комариные укусы.

— Ты играешь в гольф, Карл? — спросил Ги, подливая себе вина. Карл ответил, что да, он увлекается этим спортом. Ги, понятно, решив, что имеет дело с начинающим, поинтересовался:

— И давно ли?

Лет десять, огорошил его Карл и добавил, что его отец — владелец престижного гольф-клуба на западе острова Монреаль.

— В самом деле? — протянул Ги. Больше он ничего не сказал и повернулся к Кэти, которая сидела, посасывая соломинку от сока: — Как ты, лапуля? — Он смотрел на ее пухлые пальцы, теребившие другой конец торчавшей изо рта соломинки.

— Я есть хочу, — ответила ему Кэти. Ги сказал, чтобы она прекратила жевать соломинку, а то подавится.

— Сам подавись! — фыркнула Кэти, но соломинку все же положила на стол.