Без крови

— Урибе поднял карты, брошенные графом, и стал медленно перебирать их, открывая одну за другой. Мне кажется, он не думал о том, что проиграет. Но он точно думал о том, что не выиграет. Для него игра значила не много. Он встал и вежливо попрощался со всеми. Никто не засмеялся и не осмелился ничего произнести. Больше его ни разу не видели за покером в кабачке. А теперь объясните, почему правдива не эта история, а та, которую вы мне поведали?

— …

— …

— …

— Мой отец был прекрасным отцом. Не верите? Почему? Почему правдива не эта история, а ваша?

— …

— Ты пытаешься прожить всего одну жизнь, но другие придумывают тебе тысячи разных жизней. И вот почему ты неизбежно творишь зло.

— …

— Вам известно, что я знаю все о том вечере, хотя припоминаю ничтожно мало? Я сидела там, внизу, ничего не видела, но кое-что слышала; и слышанное мной было настолько бредовым, что казалось сном. Потом все исчезло в пожаре. Дети наделены особым даром забывать. Но я знаю все по чужим рассказам. Может быть, мне солгали? Не знаю. Ни разу не задавалась таким вопросом. Четверо человек ворвались в дом, вы стреляли первым, затем Салинас, и, наконец, Эль Гурре сунул ему в рот дуло автомата и разнес голову короткой, трескучей очередью. Откуда мне это известно? Он сам рассказал. С наслаждением. Животное. Все вы животные. Все мужчины на войне такие. Как только Бог сумеет вас простить?

— Перестаньте.

— На вид вы обычный человек: носите потертый плащ, аккуратно кладете очки в серый футляр, чистите зубы после еды, протираете стекла киоска, смотрите по сторонам, переходя улицу. Вы — обычный человек. И однако вы видели, как бессмысленно погиб мой брат, ребенок с ружьем в руках, одна очередь — и кончено, вы были там, и не шевельнулись, Бог ты мой, двадцатилетний парень, не какой-нибудь дряхлый старик, молодой, двадцатилетний, и вы даже не шевельнулись, пожалуйста, объясните, как такое возможно? Как такое могло случиться, вы в состоянии объяснить? это не плод больного воображения, это вправду случилось, как такое возможно?

— Мы были солдатами.

— Что это значит?

— Мы вели войну.

— Какую еще войну? Война уже закончилась.

— Не для нас.

— Не для вас?

— Вы ничего не знаете.

— Скажите о том, чего я не знаю.

— Мы верили в лучший мир.

— Что это значит?

— …

— Что это значит?

— Когда люди принимаются убивать друг друга, обратной дороги у них нет. Обратной дороги нет. Мы не хотели того, что произошло. Но другие начали, у нас не было выхода.

— Что такое «лучший мир»?

— Справедливый. Где слабые не должны страдать по прихоти сильных. Где каждый имеет право на счастье.

— Вы верили в это?

— Конечно, я верил. Все мы верили. Такой мир можно построить, и мы знали как.

— Вы знали?

— Вам кажется странным?

— Да.

— И все же мы знали. И боролись за это. За право творить справедливость.

— Стреляя в детей?

— Если понадобится — да.

— Подумайте, что вы сказали.

— Вам не понять.

— Я могу понять. Объясните, и я пойму.

— Это как с землей.

— …

— …

— …

— Прежде чем сеять, нужно ее вспахать. Нужно разрыть землю.

— …

— Необходимо пройти через боль, понимаете?

— Нет.

— Многое обрекалось на уничтожение — а как еще построить то, что мы хотели, иного пути не было, только терпеть боль и причинять ее другим, победит тот, кто больше вытерпит, нельзя мечтать о лучшем мире, который возникнет из одних твоих мечтаний, те, другие, так просто не сдадутся, нужно сражаться, — и как только ты это поймешь, для тебя не станет ни стариков, ни детей, ни друзей, ни врагов, ты разрываешь землю, и ничего не поделать, ты причиняешь кому-то зло, без этого никак. И когда все нам казалось сплошным кошмаром, у нас оставалась мечта, за которую мы шли в бой, мы знали, что за нее придется дорого заплатить, но награда будет громадной, мы сражались не за деньги, или участок земли, или партию, мы вели борьбу за лучший мир, понимаете, о чем я? Мы собирались дать миллионам нормальную жизнь и возможность стать счастливыми, жить и умереть достойно, не зная притеснений и оскорблений, мы были ничем, а они — всем, и что значил ребенок, застреленный у стены, десять, сто детей, надо было разрыть землю, и мы совершили это, миллионы детей ждали, что мы это сделаем, и мы сделали, и, наверное, вам…

— Вы на самом деле в это верите?

— Разумеется, да.

— Столько лет спустя все еще верите?

— А почему нет?

— Вы одержали верх. И где ваш лучший мир?

— Я никогда не задавался таким вопросом.