В качестве консультанта Дуайт – когда не занимался политической кампанией – путешествовал по Калифорнии, Орегону и Вашингтону, порой проводя в разъездах по несколько недель кряду, проводя оценку и руководя реконструкцией и совершенствуя процессы и процедуры. Нередко случалось так, что виноделы расплачивались частично продукцией, и тогда отец возвращался домой с ящиками вина, которые складировал в подвале. Спускаться туда без предварительного уведомления детям не разрешалось. Лукас однажды запер в погребе отца. По его словам, это произошло случайно, но Дуайт пришел в ярость и на две недели лишил сына игр на улице.
Тем не менее, несмотря на все странные правила допуска и жуткую тьму, Оливия хранила свои краски и масла вместе с вином, в среде с контролируемой температурой. Но однажды случилось так, что, открыв дверь и включив свет, она обнаружила съежившуюся на ступеньках Лили – плачущую, с покрасневшими, распухшими глазами и посиневшими от холода губами.
Поначалу Оливия подумала, что Лили упала с верхней ступеньки, но сестра медленно поднялась и отряхнула пыль со штанишек. Ни переломов, ни растяжений. Целая и здоровая.
– Что ты здесь делаешь, чудо? – спросила Оливия, спускаясь по лестнице.
– Мама… – Лили не договорила и опустила глаза. Сверху на них легла тень. В дверях стояла Шарлотта. Лили сжалась.
– Иди сюда, Лили.
– Что происходит? – Оливия перевела взгляд с сестры на мать.
– Лили, – строго повторила Шарлотта.
– Ничего, – пробормотала Лили, протискиваясь мимо сестры и тяжело, словно в свинцовых ботинках, потащилась вверх. Шарлотта отступила в сторону, но когда Лили оказалась рядом, схватила ее за руку и что-то сказала шепотом. Лили также шепотом ответила. Из их короткого, напряженного и резкого диалога Оливия выхватила только вопрос матери: «Ты готова рассказать?»
Лили выдернула руку и стала закрывать дверь.
– Эй, я еще здесь, – напомнила Оливия.
– Поспеши, – сердито бросила Шарлотта.
Оливия быстро собрала краски, взбежала по ступенькам, выключила свет и захлопнула дверь.
Теперь, оглядываясь в прошлое, она спрашивала себя, почему не заступилась за сестру. Почему не спросила у Шарлотты, за что Лили подвергли такому наказанию, которого не удостоились они с Лукасом. Почему не подошла к плачущей в постели сестре. Почему за все годы так и не удосужилась просто остановиться, посмотреть на Лили и увидеть испуганную девочку, пытавшуюся вписаться в семью, которая ни разу не потрудилась просто обнять и принять ее.
Глава 11
Двенадцатилетняя Оливия уютно устроилась в каноэ: голова покоится на правом борту, загорелые, золотисто-коричневые ноги свешиваются с левого. Вот только снизу в ноги упирается алюминиевый планшир, а подбородок натыкается на кромку спасательного жилета. В жилете жарко, но снять его нельзя – это было бы нарушением установленных мистером Уитменом правил. А правила просты: отплыл от причала более чем на пятьдесят ярдов – надень спасательный жилет.
Солнце припекало, и Оливия чувствовала себя словно в духовке. Как и Блейз, сидевший на корме слева от нее. Он греб изо всех сил, и раскрасневшееся лицо горело, лоб блестел от пота, капельки которого скатывались в глаза. Лукас, занявший место на носу, старался не отставать от Блейза, и Оливия видела, как на спине перекатываются под кожей тугие мышцы. Троица держала путь в секретную бухточку. Они плавали туда все лето – подальше от глаз Уитменов, игнорируя беспрестанное нытье Лили и Тайлера, просивших взять их с собой. Добравшись до залива, Блейз и Лукас бросили в лодку весла и сняли жилеты. Мальчики поднялись – каноэ резко накренилось – и спрыгнули в воду. Разлетевшиеся во все стороны брызги упали на Оливию.
– Эй! – возмутилась она.
– Поднимайся, Лив, – крикнул Блейз.
Расстегнув жилет, Оливия медленно села. Этот день был для них последним на озере, и она хотела, чтобы он не кончался. Топ ее купальника под жилетом промок насквозь. Она допила воду из бутылки и, перебравшись через планшир, ступила в прохладную воду. Какое это было блаженство для разгоряченной кожи. Вынырнув с облегченным вздохом, Оливия перевернулась на спину и закрыла глаза. Ей нравился сырой запах озера, сосновый аромат побережья и плеск колышущейся под ухом воды. Вода неприятно пахла болотом, но она ничего не имела против и не расстраивалась, когда случайно хватала глоток-другой. А все потому, что ей было здесь хорошо. Мальчики выбрались на берег и побежали к нависшему над озером дереву, по стволу которого поднимались все лето и теперь уже не держались за руки для сохранения равновесия.
Оттуда, с верхушки, они и прыгали с воплями в воду.
Лукас позвал сестру, но Оливия отмахнулась. Перегревшись на солнце, она впала в летаргическое состояние. Температура приближалась, должно быть, градусам к тридцати пяти, и ей просто хотелось остыть. Другой такой день, когда можно ничего не делать, будет у нее только через год.