Без маршала Тито (1944+) (СИ)

Меня, кстати, всегда удивляло это массовое (и практически одномоментное с точки зрения исторического процесса) появление крупных лидеров: Сталин, Муссолини, Черчилль, Рузвельт, Гитлер, Мао, Чан Кайши, де Голль… Даже на региональном уровне проявились Неру, Хо Ши Мин, Перон, Сукарно, Франко. Какие вызовы — такие и люди, наверное.

А вот греки на этом фоне выглядели слабо, может, итоговая неудача ЭЛАС как раз и связана с тем, что у них не нашлось лидера такого ранга? Генсек у них есть, но одного культа мало, нужна личность. Наверх-то выбраться может если не каждый, то многие, тем более если заручиться поддержкой Москвы. Но вот что делать потом, если вместо ума, таланта и воли у тебя только склонность к интригам и верность догматам?

Я ловил косые взгляды и смотрел на колготу Верховного штаба — спорили до хрипоты, курили и раздраженно махали руками, — и пытался вычислить, кто же встанет во главе народно-освободительной армии в частности и Югославии в целом.

Сретен Жуйович? Здоровый, крупный мужик, с тяжелой харизмой, старый партиец, искренний сторонник Москвы, которая, кстати, в любой момент может припомнить ему поддержку расстрелянного в 1937 Горкича, предшественника Тито на посту главы компартии.

Арсо Йованович? Отличный командир и офицер-оператор, но ни разу не государственный лидер, да он и сам это прекрасно понимает. Персонифицированный принцип «армия — орудие политического руководства».

Иво Рибар? Задатки есть, характер есть, и за ним с радостью пойдут омладинцы, а вот члены партии с двадцатых-тридцатых годов, наоборот, скажут «Слишком молод!» Зато отец у него председатель Антифашистского веча, тоже гирька на весы.

Моше Пияде? Обратная ситуация, старички и часть политаппарата за него, а молодежь и выдвиженцы последних трех лет — нет, они ценят не философские глубины, а командирские качества. Кабинетный теоретик им не интересен.

Милован Джилас? Будь он лет на десять постарше, поставил бы на него — относительно молод, но в партии давно; член Политбюро с довоенных времен, но постоянно с людьми; хороший публицист, но резок, как понос… а к людям надо мяхше, мяхше… Вот и сейчас, вместо того, чтобы найти компромисс, бранится с Жуйовичем.

Когда спор о наследстве дошел до матерщины, я влез в секундную паузу:

— Погодите, другови, где хоронить будем?

Пияде нахмурился и смешно встопорщил щеточку усов, но через секунду вместе со всеми призадумался — а действительно, где?

— В Ливно нельзя, — оторвался от своих военных проблем Арсо. — Если немцы выбьют нас из города…

По комнате как темная волна прошла — все представили, что могут сотворить с захоронением даже не эсэсовцы, а усташи. Причем никакого приказа командования им не потребуется.

— Может быть, тайно? — высунулся из-за спины Пияде коротышка с комиссарскими нашивками. — Где-нибудь в горах?

Ранкович посмотрел на него, как Троцкий на мировую буржуазию:

— Мы не успеем обеспечить секретность и не можем рисковать тем, что враги обнаружат могилу.

— Вывезти в Бари? — предложил Коча.

Его вариант тут же отверг Пияде:

— Нельзя! Друже Тито должен быть похоронен в югославской земле!

— Вис!

— Вис?

— Вис, конечно же!

Кажется, собрание нашло подходящее место. Партизаны и союзники заняли этот адриатический остров несколько месяцев тому назад, перебросили для охраны одну из далматинских дивизий и развернули там аэродром. А также передовой пункт легких сил — английских эсминцев и невообразимой мешанины из всевозможных плавсредств, которая гордо именуется морнарицей, «Военно-морским флотом НОАЮ». И хрен теперь партизан с острова выбьешь — с моря и неба их прикрывают союзники.

Тело маршала обмыли, переодели в новенький мундир, уложили в красивый гроб и выставили у него караул в ожидании спецборта. Попрощаться хотел чуть ли не весь город, так мне показалось, но через день прилетел «дуглас» и тело отправили на Вис. Следом туда же эвакуировали Верховный штаб, ЦК и невоенные службы, вроде редакций, агентства Танюг, нескольких госпиталей, офицерскую и снайперскую школы. Мы остались отбивать наступление, и некоторое разочарование скрасило только прощание с киношниками. Режиссер после знакомства с последствиями десанта очень проникся, понял, от какой участи его избавили, и в качестве жеста примирения презентовал бутылку бурбона, а сам умчался на Вис — похороны маршала сами себя не снимут.

Потом уже довелось посмотреть эти кадры: почетный караул, речи соратников, «мы клянемся тебе, друже Тито», склоненные знамена, залпы в воздух… Один оратор пообещал после победы перенести могилу на материк, но камера отъехала и снимала издалека, и я не разобрал, кто это. В день похорон Москва объявила и о первых награждениях орденом Победы — Жуков, Василевский, Сталин. И Тито, посмертно, в знак признания выдающихся заслуг в деле борьбы за освобождение Югославии.