— Добро пожаловать на остров Трет! Этот остров называется теперь именно так! Добро пожаловать!
Лицо Мусебергета пожелтело. Он смотрел на болото. Да, неплохое здесь выйдет пастбище! Уж не меньше, чем для десяти коров.
— И спасибо вам за помощь! — сказал Енс и протянул руку. Как раз в этот момент заржала лошадь. — Большое спасибо, и да благословит вас всех господь!
— Аминь! — произнес Единорог и застенчиво отвернулся.
— Эй! — закричал в это время землемер. — Теперь граница проходит как раз через возвышенность! Хорошее получится у тебя местечко для сушки трески. Болото находится посреди твоих владений. Понятно тебе, Енс?
— Спасибо, и еще раз спасибо, — снова сказал Енс богатеям.
Он повернулся и стал с таким невинным выражением лица понукать буланого, что у Кристафера закружилась голова, а Ульрик даже подпрыгнул от бешенства. Правой рукой он схватился за лоб, но тотчас отдернул ее прочь, словно опасаясь заразы. Его белые руки были в мозолях. Израненная, затвердевшая кожа на ладонях еще не совсем зажила.
Но самое скверное произошло в тот же вечер, когда все мужчины и женщины собрались, как всегда, на молу и стали обсуждать поиски Клада Шотландца и все прочие события, связанные с этими поисками. Тут же стояли три богатея. Им было противно даже смотреть друг на друга. А тут еще вниз к своей черной маленькой лодке спустился Единорог. Серьезный был у него вид, словно рыбак затаил в душе тяжкое горе. Но раньше чем отчалить от пристани, он спросил, усмехаясь и показывая на островок справа:
— Ну как, нашли свою «диагональ»?
Тут богачей словно осенило! Они поняли всё. Снова этот негодяй занялся своими проделками! Кристафер медленно обернулся к Ульрику и с угрожающим видом стал приближаться к нему.
— Идиот! — заорал он так громко, что крик его услышали даже те, кто жил далеко от пристани. — Это ты втянул нас в эту историю! Ну и поплатишься ты за это!
Ульрик громко вскрикнул. Остальные разинули рты. Но прежде чем кому-нибудь удалось произнести хоть слово, в ход, как самое веское доказательство, были пущены кулаки. Потому что словами здесь уж ничего было не поделать. Мусебергет поспешил удрать домой.
И с тех пор начались в этих краях жестокие распри. Столпы общества — Ульрик, Кристафер и Рейнерт — не сговаривались больше о ценах на рыбу, не обсуждали, сколько им следует платить работникам. Тогда лишились они всех своих денег и не в силах были даже вспомнить о прошлом. И петля кабалы, в которой они сообща держали бедняков, стала распускаться.
А на острове Трет царило веселье. Там, запряженная в плуг, трусила рысцой выносливая буланая лошаденка. Вслед за ней, насвистывая песенку, шагал Енс, который вырвался наконец из кабалы. За ним следовала жена, а позади бежала ватага ребятишек. У них уже успели округлиться щёки.
А далеко-далеко по глади залива, подгоняемая сильным ветром, скользила черная парусная лодчонка с невиданно высокой мачтой. Должно быть, Единорог спешил. Верно, какой-нибудь другой бедняк в нужде послал за ним, этим Робин Гудом или Ходжой Насреддином здешних островов.
Солнце всё ниже и ниже опускалось в море.
Через полчаса небо окрасилось багряно-золотистым заревом. Потом выплыли мерцающие звёзды. Старики говорили, что в таких случаях наступают холода. Но всё это предвещало рыбакам богатый улов.
О том, как Тьодолфу из Йормвикена счастье привалило
«Без лисьей хитрости лису не перехитришь, — сказал Морской Волк[50]
.К северу от Бергена посреди моря лежит густая сеть маленьких островков. Островки эти так тесно примыкают друг к другу, что закрывают морю свободный доступ к побережью. Морские волны, ударяясь об этот своеобразный барьер, с сердитым урчаньем бурно устремляются в узкие проливы между островками. Рейсовые пароходы могут войти в фьорд только под защитой длинного мола.
Позади этого мола, на заливе, проникающем глубоко в сушу, лежит один из тех заброшенных островков-болот, на которых, быть может, во времена древних саг глухо шумели могучие сосны. Теперь здесь остались лишь сгнившие корни да топкое болото с глубокими, таящими гибель трясинами. Во времена древних саг добывал здесь, наверное, древний норвежец болотную руду, и это было для него таким же привычным делом, как хлебопашество для крестьянина в наши дни.