Лишь только Ролф успокоился, девочку снова забила лихорадка, и она не в состоянии была унять дрожь. Малютка Ролф быстро взглянул на сестру и уже не спускал с нее своих внимательных глаз. Ей некуда было укрыться от его взгляда, но она не в силах была ни улыбнуться, ни согнать выражение страха со своего лица. Она знала, что страх прочно притаился в ее глазах и пугал малыша. Он смотрел на нее, как затравленный зверек. Вдруг его губы уродливо искривились, а руки и ноги задрожали. Первый приступ эпилепсии случился с ним несколько месяцев тому назад. Эльсе бросилась перед мальчиком на колени и прижала его к себе. Ее руки исступленно гладили волосы брата. Эльсе так судорожно прижимала Ролфа к себе, что у него захватило дыхание. Она целовала и ласкала его, она хотела закрыть своим телом больного ребенка, спрятать его в своих объятиях. Девочке чудилось, что руки ее превратились в два больших крыла, которые могут стать надежным убежищем для Ролфа и укрыть его от шума и грохота, доносившихся с улицы… Руки Эльсе без конца гладили ребенка. Было видно, что она борется с собой. Действительно, она старалась думать только о мальчике, а не о пароходе. «Мама!» Ее глубоко запавшие голубые глаза, с большими черными зрачками, казались неестественно расширенными. Большой рот с узкими красными губами был широко открыт, обнажая мелкие белые зубы. Ее лицо искажала гримаса безысходного отчаяния, но голос оставался мягким и звучным, словно сама она была совершенно спокойна… Они метили в пароход… В сознании девочки всё кружилось в каком-то вихре, весь мир рушился…
Старуха, сидевшая в углу, сказала ровным голосом:
— Заберите у нее ребенка, ей с ним не справиться!
Какая-то женщина поднялась с места и, молча взяв у Эльсе малютку Ролфа, посадила его к себе на колени. На какое-то мгновение Эльсе почувствовала, что руки ее опустели. Она оглянулась и увидела, что мальчик в надежных руках. Тогда она углубилась в свои собственные мысли. Теперь она снова могла стать самой собой, быть всего-навсего Эльсе, которая ходила в школу, в пятый класс, и знала, что мама ее сейчас на берегу, у складов Якобсена, где они бомбили пароход. А из-за этого парохода все дома могли взлететь на воздух. Она была Эльсе, которая знала, что с матерью ее могло случиться то же самое, что и с отцом Кристиана, а он…
Девочка медленно опустилась на левое колено и так и осталась стоять, скрючившись и застыв на месте. Голова ее и плечи дрожали, оцепенелый взгляд был устремлен в потолок. Губы то открывались, то закрывались. Вдруг совсем медленно откинулась она назад и вскрикнула. Один лишь единственный раз из груди ее вырвался протяжный и резкий крик.
Но в тот же миг она услыхала вопль малютки Ролфа. Девочка словно преобразилась. В ее взгляде появилась какая-то настороженность, словно она очнулась после тяжелого сна. Она плотно сомкнула губы и машинально протянула вперед руки, а Ролф соскользнул с коленей чужой женщины, бросился в объятия сестры и прижался головой к ее худенькому телу. Мальчик содрогался от рыданий. Один из мужчин направился было к детям, чтобы взять ребенка у Эльсе, но зрелище, которое он увидел, остановило его. Перед ним была девочка со взглядом затравленного зверька. Медленно приходила она в себя, пытаясь овладеть своим голосом и лицом. Хотя ее напускное спокойствие не могло ввести в заблуждение смотревших на нее взрослых, но оно постепенно утешало и успокаивало мальчика. Звук ее ровного тихого голоса был несколько хриплым и удивительно глубоким. Мальчик откинулся назад, чтобы заглянуть в глаза сестры, прочитать в них правду. И, не отрывая взгляда от ребенка, Эльсе переборола себя. Нечеловеческим усилием собрав всё свое мужество, она улыбнулась мальчику и, захлопав в ладоши, сказала:
— Слышишь, как громко звучат эти глупые хлопки, Ролф, слышишь, как бьют в барабаны все эти глупые мальчишки… бом… бом-бом… ха-ха-ха… («Ты в ответе за нашего мальчика, Эльсе…») Слышишь, как все… («Пароход… пароход…») бом-бом… хлоп по носу маленького мальчика… раз-два — бом-бом… все попали куда надо… одна в щечку, одна в лоб, одна в носик, а другая в ротик! («Пароход… пароход… мама…» — звенело у нее в ушах.) Снова бом по носику! — говорила она, играя с мальчиком.
Ролф поднял ручку и, весело смеясь, плотно прижал указательный пальчик к носу сестры.
— Бом, — сказал он. — Бом, — еще раз повторил он.
Люди в погребе, потрясенные, смотрели на эту картину, и удивительный свет зажигался в их взглядах. Они уже словно не слышали гула множества самолетов, не слышали разрывов бомб, падавших на набережную, где-то совсем близко от них. Все были захвачены игрой не на жизнь, а на смерть, которую вела эта девочка с лицом страдающего ребенка и с удивительной выдержкой взрослого человека.
Наконец бомбардировка окончилась. Самолеты улетели. Все подняли головы, прислушиваясь. Раздалось несколько отдаленных выстрелов. Видно, самолеты изменили свой курс. Какой-то мужчина поднялся и шумно вздохнул.
— Они улетели, — сказал он, погладив рукой подбородок.