Без маски

Они вернулись быстро (две телефонные будки стояли наискосок от нашего дома) и на лицах их появилась надежда. Казалось, сам факт, что я видел Костю на Хуторах живым и здоровым, гарантировал счастливую развязку. Интересно, как им удалось уговорить милицию принять заявление – ведь не прошло еще трех суток с момента пропажи… Они громко наперебой рассуждали о том, что же Костя мог делать на Хуторах, но в глазах их плескался страх, и у Марины просто губы тряслись от страха, и страх заставлял Бориса терзать и терзать пальцами шнурки штормовки, потому что знали они и знал я: даже если какое-то крайне неотложное дело повело Костю ночью в далекий микрорайон – он давно уже должен был вернуться. И если он до сих пор не вернулся…

Я знал, что они проведут бессонную ночь, и Борис будет курить, а Марина рыдать, и мне было неловко сидеть вот так, словно созерцатель, словно наблюдатель, не совершая каких-то действий, способных помочь… Ничем я не мог им помочь, и не хотел давать советы, потому что единственный совет – поместить объявление в газете – предполагал бы уже, что действительно случилась беда.

– Если будет нужно – я в вашем распоряжении, – сказал я, уходя. – И не очень его ругайте, когда заявится.

– Пусть только заявится, – пробормотал Борис, а Марина опять заплакала.

Последняя пятница месяца у нас по традиции – день не совсем обычный. Это день Великого Хурала. Ровно в девять все мы собираемся у шефа, в его просторном кабинете с высоким потолком, украшенным сохранившимися с прошлого века лепными крылатыми младенцами и какими-то химерными физиономиями, и обсуждаем дни минувшие и дни грядущи. Проводим смотр наших достижений и проколов в месяце текущем и вырабатываем генеральную линию на месяц очередной. Великий Хурал длится часа четыре, а то и больше, и иногда напоминает до боли знакомые парламентские наши дебаты, над которыми, думаю, благодаря телевидению, потешается весь мир.

На этот раз мы управились еще до полудня, и хуралили на удивление спокойно – сказалось, видимо, то, что основной запас копий был переломан на предыдущих сходках, практика нас все-таки чему-то учила, да и не были мы врагами, а были единомышленниками, и хоть и не поступались принципами, но достигали того самого состояния, что ныне обозначается модным и уже захватанным странным неудобоваримым словечком «консенсус». В общем, голые крылатые младенцы остались нами довольны, и подобрели химерные потолочные физиономии, и шеф подвел итоги – а потом народ, вынося прихваченные с собой стулья, начал разбредаться по своим делам. Я тоже разбрелся, то есть пошел к себе и, пользуясь отсутствием Цыгульского, который прямо с Великого Хурала умчался добывать таинственных «фотонщиков», решил отработать кое-что для себя на грядущий декабрь.

Но что-то не клеилось у меня работа. Думалось мне о другом. Уходя утром из дома, я постоял, прислушиваясь, у двери Рябчунов. За дверью было тихо. Но чудилось мне, что я слышу приглушенные всхлипывания Марины и вздохи Бориса. Конечно, только чудилось, но тишина за дверь была напряженной. Той, что готова взорваться. И напряженная эта тишина преследовала меня даже в переполненном утреннем троллейбусе, где люди, заряжаясь отрицательной энергией от соседей, и передавая свою отрицательную энергию другим, не стесняются в выражениях насчет неустроенности этого мира.

Работа у меня не клеилась, и я покрутился в нашем загроможденном мебелью отсеке, забрал со стола Цыгульского свою оплаканную на прошлой неделе венгерскую ручку и направился в машбюро к Шурочке и Раисе Григорьевне, где хранились подшивки газет.

В машбюро стрекотали пишущие машинки, шуршала копирка, Раиса Григорьевна и Шурочка умудрялись, не отрываясь от производственного процесса, перебрасываться гастрономно-рыночно-промтоварными новостями, и я, устроившись у окна, листал местные газеты, быстро пробегая взглядом колонки объявлений на последних страницах. И среди сообщений о сеансах экстрасенсов, наборе в группы желающих изучать идиш, излечиться от алкоголизма, обучиться маркетингу и менеджменту, овладеть основами садоводства, среди реклам видеозалов и кооперативов, некрологов и призывов приобрести учебные пособия по восточным единоборствам и технике секса я нет-нет да и натыкался на объявления о розыске людей. Не тех, что разыскиваются милицией за совершение преступлений, а обыкновенных людей, которые ушли из дома и не вернулись. Детей и взрослых, с описанием внешности и одежды. Неуютно делалось от таких объявлений, хотя я понимал: не за каждым таким исчезновением кроется какая-то трагедия. И все-таки, все-таки…