– Я тебя два часа вызваниваю, пришлось переться через полгорода, – продолжала Залужная, водружая на Галкин стол полупрозрачный пакет с какими-то бумагами. Говорила она без запятых и прочих знаков препинания, они просто не поспевали за ее стремительной речью. – Едем к Наташке на Хутора, Сашка Назаренко сказал, что она взяла одну клевую штуку для Гриши на пару дней, и ты тоже посмотришь. Какой-то медный или кафельный, не помню. Надо кафель в ванную где-то раздобыть.
Залужная уже сидела возле Галкиного стола, распахнув пальто, положив ногу на ногу, дымя «примой» и стряхивая пепел в корзину с бумагами. И продолжая говорить. Я не спеша натянул куртку и покосился на бумажные Эвересты моего рабочего места. Все-таки нужно бы найти те две непрочитанные рукописи и посмотреть дома после традиционной вечерней яичницы и чая. А вдруг?..
– …представляешь? – развивала какую-то тему Залужная. – Проступила какая-то черная жидкость прямо сквозь линолеум, около холодильника, а там ведь пол бетонный, Олька перепугалась, соседа позвала, а тот бухой, как обычно, кошка лакала – и ничего…
– Олька… – машинально пробормотал я, роясь на столе в поисках рукописей. – Что за Олька?
Ларису Залужную я воспринимал как стихийное бедствие. Я стоически выслушивал все ее бесконечные истории о полуизвестных или вовсе неизвестных мне Сашках, Надьках, Наташках и Валерках. Эти истории были той самой словесной рудой, в которой попадался иногда грамм-другой радия. Именно Лариса натолкнула меня на идею «Музыки желаний» – по-моему, самого удачного моего рассказа.
– Ты что, Леха, совсем заработался? Васильева Олька, какая же еще! И вообще, мы будем ворошить макулатуру или мы поедем к Наташке?
Я, наконец, разыскал рукописи, повернулся к Ларисе и ответил неторопливо, вдумчиво и убедительно, как и нужно было отвечать Ларисе:
– Ты можешь ехать к Наташке, равно как к Ольке и Надьке, а я не поеду сразу по трем причинам. Во-первых, я никогда не слышал о Наташке с Хуторов, во-вторых, Хутора – края неблизкие, а в-третьих, нет материала в номер. Почитаю сегодня вот это, – я помахал свернутыми в трубку рукописями, – и если там белиберда – придется где-то добывать перевод. Так что… – Я развел руками.
– Тебе явно нужно отдохнуть, – заявила Лариса и встала. – Я же тебе объясняю, у Наташки клевая штука для Гриши, вы с ним договоритесь и он переведет. Ну тот, медный какой-то, что ли, я же тебе говорила, чем ты слушаешь?
– Кто медный? – переспросил я. К Ларисе все-таки трудно было привыкнуть, хоть я и пытался уже не первый год. – Медный змий в пустыне? Медная гора вместе с хозяйкой?
– Чувак медный! – воскликнула Лариса, хватая свой пакет. – Чу-вак, понимаешь? Написал эту штуку Медный. Роберт или Рональд, нет, Роджер, веселый Роджер! Роджер Медный! Или Чугунный. В общем, какой-то металлический. Фамилия такая.
Я, кажется, наконец-то сообразил и тихо произнес, подавшись к нетерпеливо постукивающей носком сапога Ларисе, боясь поверить ворвавшейся в комнату удаче:
– Желязны? Роджер Желязны?
– Точно, Желязны. – Лариса рассмеялась. – А я – Чугунный! Будешь с тобой чугунным! Очугунеешь, пока до тебя дойдет.
Да, это, кажется, была удача. Роджер Желязны. Незнакомая мне Наташка раздобыла для Гриши книгу знаменитого американского фантаста. Гриша спец в английском, значит, речь, скорее всего, идет об оригинале. И если Гриша мне быстренько переведет, хотя бы отрывок – дадим с продолжением, – то субботний номер вытащен.
– Почему мы еще находимся здесь, а не у Наташи? – поинтересовался я, увлекая Залужную к двери. – По-моему, Наташа уже заждалась!
И по пути к остановке, и во время долгого ожидания на остановке, и в переполненном автобусе, пропахшем сырой одеждой и содрогающемся от простуженного кашля и переругивания пассажиров, Лариса ухитрялась тараторить не переставая, словно неугомонное радио в пустой квартире. Если бы я ее исправно слушал, то усвоил бы целые блоки информации и дезинформации в количестве, достаточном для возведения крупноблочного жилого массива типа этих самых Хуторов. Но я почти не слушал Ларису, занятый своими мыслями, и лишь иногда улавливал знакомые имена. Залужная рассказывала что-то об Ольке, Волкове и Гурьянове.