Читаем Без Москвы полностью

Только двое – учитель Юрия Лотмана профессор Мордовченко и будущий знаменитый пушкинист, а тогда аспирант Макогоненко бесстрашно публично заступились за своих учителей.

Четырехсотметровый коридор Главного здания университета в 1949 году был заполнен грустными людьми, которые забирали из ректората свои документы – их вычистили. Это были не только филологи. Чистили биологов, если они не были согласны с «великим» учением Трофима Лысенко. Выгоняли экономистов, так как среди них было много друзей арестованных и расстрелянных по «Ленинградскому делу» братьев Вознесенских. Чистили космополитов историков и философов. Среди них моего деда – знаменитого античника Соломона Лурье. Удар прошелся по всем факультетам ЛГУ.

Уволить Виктора Жирмунского из университета не решились, но не потому что любили, а потому что он был членом-корреспондентом Академии наук, а государство в ту пору старалось быть иерархичным, ведь это была империя. Константин Азадовский вскоре после увольнения скончался – не выдержал. Немного времени прожил и Эйхенбаум, он тоже был сердечником. Григорий Гуковский был арестован и в тюрьме вскоре умер.

Очень редко когда в университете на одном факультете собираются такие звезды, такие выдающиеся умы. Не понимая этого, нельзя осмыслить, что произошло в 1949-м с филфаком. Потому что действительно – ну, уволили четырех профессоров, но ведь на факультете работает несколько сот преподавателей. Одни ушли, другие остались – собственно, что случилось? Но дело-то в том, что, когда уходит один такой человек, это может быть равнозначно катастрофе, а тут 4 – это очень много, хватит двух, может хватить даже одного, чтобы радикально понизился уровень университета или факультета.

Нина Жирмунская, филолог, дочь Виктора Жирмунского:«Я хочу с благодарностью вспомнить имя ученика моего отца, Лазаря Ефимовича Генина, который тогда был молодым перспективным аспирантом-германистом, членом партии – его вызвали в партком и оказывали на него давление с тем, чтобы он выступил против своего учителя. Он отказался это сделать. За это он был изгнан из аспирантуры, устроился работать библиографом в Публичную библиотеку и спустя несколько лет стал лучшим библиографом, который знал все и который всю жизнь проработал там. Вот такова была судьба тех, кто не согласился стать Иудой Искариотом».


Борис Михайлович Эйхенбаум


Андрей Аствацатуров, филолог, внук Виктора Жирмунского:«На сегодняшний день, как мне кажется, основная проблема нашего факультета, как и всей филологической науки, заключается в том, что наука потеряла ощущение своих перспектив, ощущение своей судьбы, ощущение как прошлого, так и будущего. Она развивается по инерции. Почему нет таких ярких фигур, как Гуковский, Жирмунский, как Азадовский и Эйхенбаум? Ну, наверное, потому, что все-таки у этих людей было ощущение перспектив, ощущение судьбы и осознание того времени, в котором они жили.

В конце 1940-х произошел настоящий слом. В сущности, Сталин провел в филологических науках, вообще в области гуманитарного знания, то, что он произвел в конце 1930-х среди государственного партийного аппарата и среди военачальников – произошла как бы смена поколений. Но если в государственной жизни, может быть, там действительно поколение технократов типа Маленкова и Косыгина могли лучше управлять страной, чем старые революционные кадры, то, конечно, наука устроена совсем по-другому».

Перейти на страницу:

Похожие книги