Оказывается, нет, там еще грести надо. Попробовал быть принципиальным — не поняли. Способный стал заурядным. Принципиальный — конъюнктурным. Хотел ощетиниться, а шерсти-то нет. Сломался, растерял друзей, завяз в долгах. Пил больше от нечего делать, а потом втянулся. Кругом улыбались, смеялись, о чем-то спорили, а он ничего не слышал.
Васюков встает, на цыпочках подходит к кроватке сына, смотрит на разметавшегося во сне Мишку…
Обо всем жалел. Зачем завел семью, зачем уехал из доброго, полусонного Льгова. «Прошу любить и жаловать, поэт-сатирик Петр Васюков. Разрешите автограф? Примите приглашение. Браво!»
И вдруг это предложение работать в журнале. Он ухватился за него. Боялся — передумают. Но никто передумывать не собирался. Его приняли. Этот парень по фамилии Углов поверил ему.
— С чего он взял, что мне можно верить? Я был своим человеком в литературном мире. Но ведь я только был…
Что ему сказать? «Остановись. Что ты делаешь? Меня потрясла твоя «Исповедь». Ты талантлив, вот тому доказательство. Написанное переворачивает душу. Твое признание равносильно самоубийству. Давай все забудем, Максим. Ничего не было. Я не читал твоей рукописи. Плагиат — случайность, в нем нет твоей вины. Человек имеет право на слабость. Ну, хочешь, я напишу отцу этого парня. Он все поймет. Ты подумал, что будет дальше Максим? Тогда послушай меня. Я лучше знаю эту жизнь. Помнить и забывать — равнозначные свойства человеческого разума. О подобных подвигах не пишут поэм. Они не проходят под рубрикой «Герои наших дней». Фанфар не будет.
Открыто смотреть в глаза людям, ходить с поднятой головой… Но ведь тысячи людей будут смотреть на тебя. И когда этих глаз нет — нет зеркала, в котором ты видишь себя. Сострадание и жалость гуманны. Но в такой же степени унизительны. Я не хочу снова быть неудачником, Максим. Мы с тобой неплохо ладили. Чтобы начинать, нужны годы, чтобы разрушить — один миг.
Голос Васюкова сбивается на хрип. Жена стоит в дверях. Ее разбудил разговор. Она никак не может уловить смысл спотыкающихся слов, она кутается в халат, ей страшно.
— Петя, что с тобой?
Острые плечи Васюкова вздрагивают:
— Иди спать. Кончился Максим Углов.
Осталось самое неприятное. «Исповедь» должен прочесть ответственный секретарь. Максим смотрит на часы. Лучше, если он займется этим дома.
Васюков прав, он действительно плохо представляет, что будет завтра. Как отнесутся к случившемуся мама, отец, Нина? Все под знаком вопроса. Собственно, это уже ничего не изменит.
День движется своим чередом. Замечания по макету, три ничего не значащих телефонных разговора, две беседы с авторами, снова замечания по макету. Главное — не останавливаться. Будет ночь, а значит, и время еще раз спросить себя, что дальше. Уже прощаясь:
— Вот прочтите, ставим вместо «Мглы». Замечания завтра. Я — за.
— А Васюков? Где Васюков?
— Нет Васюкова — ушел. Впрочем, он тоже за.
Дверь остается открытой. Сотрудники понимают это, как намек. Иные заходят, кто-то заглядывает, спортсмены кричат из коридора: «Максим Семеныч, нас нет!»
Еще надо просмотреть почту, утвердить разметку и тогда… Домой — бессмысленно, Нина завязла в своей лаборатории — заключительные опыты. Возвращается позже, чем он. Теща… «Вы вернулись? Как дела? Что с рассказами? А почему бы вам не написать пьесу? Степин сдал сценарий — приняли. Говорят, платят бешеные деньги. Я слышала, вы отказались от книги. Это верно?» Нет, домой нельзя.
А если в театр? Поздно.
Впрочем, один билет не проблема. А разве ему нужен один билет? Будет действие, потом антракт:
«Привет, как жизнь?»
«По-разному».
«Слышал, слышал. Рад за тебя. Что-нибудь царапаешь?»
«По мелочам».
«Брось скромничать! Знаю я вашего брата: «Так, ничего определенного…» А через месяц бац — и роман на тачке вкатывает. Сорок печатных листов — во! А помнишь, у тебя…»
Нет, в театр когда-нибудь в другой раз.
Максим прислушивается. Машинка стучит. Удобно ли? А почему нет? Последняя возможность не подчиниться себе.
— Все ушли, а вы работаете. Отчего так?
Наташа массирует пальцы…
— Решила закончить.
— Что-нибудь срочное?
— Обычное.
— Чему вы отдаете предпочтение — спорту или кино?
— Просто прогулке.
— А может быть, все-таки кино?
— Можно и кино…
— Тогда пожертвуйте этот вечер мне. Я вас приглашаю.
— Спасибо, только не надо жертв. Пойдемте в кино просто так, без заклинаний.
— Да-да, конечно, без заклинаний. Когда я был пацаном, мне всегда хотелось угадать, о чем думают идущие навстречу мне прохожие. У вас никогда не было такого чувства?
— Нет, но я тоже любопытна. Мне очень интересно, о чем думает идущий рядом со мной человек.
— О том, что не по ноябрю теплый вечер и сейчас неминуемо пойдет дождь. Ноябрь, а сумерки пахнут августом. — Он не успел договорить — дождь полил сразу.
В парадном темно и душно. Ветер бросает брызги в разные стороны. Они поднимаются на второй этаж и садятся на подоконник.
— Вот и погуляли.
— Вы же предлагали кино.
— Представьте, что свет потух и мы сидим в темном зале.
— Какой мы смотрим фильм?
— Хотите, «Анну Каренину»?
— Нет, мы смотрим «Мост Ватерлоо». Помните музыку?