Без надежды

– Лесс! – кричит он. Подходит к крыльцу. Мы уже долго играем, и ему, похоже, надоело рыскать. Он садится на ступени, прямо перед нашими глазами. Если изогнуть шею, мне видно его лицо. – Я устал вас искать!

Я оборачиваюсь к Лесли и знаками спрашиваю, готова ли та бежать в «домик». Она качает головой и подносит палец к губам.

– Хоуп! – вопит он, не вставая. – Сдаюсь!

Он оглядывает двор, потом тихо вздыхает. Что-то бормоча себе под нос, он пинает гравий под ногами, и это смешит меня. Лесли пихается в плечо и велит не шуметь.

Он начинает смеяться, и поначалу я думаю, что он слышит нас, но потом до меня доходит, что он просто разговаривает с собой.

– Хоуп и Лесс, – тихо произносит он. – Хоуплесс. – Он снова смеется и встает. – Вы слышали? – сложив руки чашечкой, кричит Дин. – Вы безнадежны!

Когда до Лесли доходит, что он составил из наших имен слово, она хохочет и вылезает из-под крыльца. Я выбираюсь следом. Дин оборачивается и с улыбкой смотрит на нас – колени испачканы, в волосах паутина. Качая головой, повторяет:

– Хоуплесс.

Суббота, 27 октября 2012 года

23 часа 20 минут

Картина такая яркая. Не имею понятия, почему она вспыхнула только сейчас. Как я могла изо дня в день видеть его татуировку, слышать в его устах имя Хоуп и разговоры о Лесс – и не вспомнить? Я тянусь и поднимаю его рукав. Я знаю, она там. Знаю, что там написано. Но впервые понимаю истинный смысл.

– Зачем ты сделал эту татуировку?

Он уже объяснял, но теперь я хочу знать подлинную причину. Он отводит взгляд от дороги и смотрит на меня:

– Я уже говорил. Это напоминание о людях, которых я подвел.

Я закрываю глаза и, качая головой, откидываюсь на спинку. Он утверждал, будто не любит неопределенности, но объяснение татуировки вышло настолько невнятным, что дальше некуда. В чем он меня подвел? В столь юном возрасте это невозможно. А то, что сожаления на сей счет заставили его сделать некую загадочную татуировку, вообще не укладывается ни в какие рамки. Не знаю, что еще надо сказать или сделать, чтобы он отвез меня домой. Он не ответил ни на один вопрос, а теперь пытается манипулировать мной, отделываясь недомолвками. Я просто хочу домой.

Он съезжает на обочину, и я решаю, что сейчас развернется. Вместо этого он выключает зажигание и открывает дверь. Я выглядываю в окно и вижу, что мы снова около аэропорта. Я злюсь. Мне не хочется идти туда и смотреть, как он глазеет на звезды и размышляет. Мне нужны ответы – или я поеду домой.

Я распахиваю дверь и нехотя бреду за ним к забору в надежде, что последняя уступка приведет к объяснениям. Он снова помогает мне перелезть, мы идем к нашему месту на взлетно-посадочной полосе и ложимся.

Я поднимаю взгляд на небо, рассчитывая увидеть падающую звезду. Хорошо бы загадать пару желаний: перенестись на два месяца назад и не входить в тот день в магазин.

– Ты готова услышать ответы? – спрашивает Холдер.

– Готова, если по-честному, – отвечаю я.

Он перекатывается на бок и смотрит на меня сверху вниз. Снова проделывает этот трюк: молча глазеет на меня. Сейчас темнее, чем в прошлый раз, и мне трудно разглядеть выражение его лица. Но я вижу, что ему грустно. Его глаза вообще не в состоянии скрыть печаль. Наклонившись вперед, он протягивает руку к моей щеке:

– Я хочу тебя поцеловать.

Я с трудом сдерживаю приступ смеха. Решит, что я спятила, и это ужасает меня, потому что мне и так кажется, будто я схожу с ума. Качаю головой, шокированная его надеждой на поцелуй. После того как я узнала, что он лгал мне целых два месяца! Гневно отказываю:

– Нет!

Его лицо очень близко от моего, и он нежно касается рукой моей щеки. Я ненавижу себя за то, что, несмотря на его обман, мое тело по-прежнему отзывается. Во мне происходит странная внутренняя борьба, когда не можешь решить, то ли врезать по роже, то ли поцеловать.