— Он получил восемь ножевых ран, — доложил полицейский хирург. — Возможно, они были нанесены двумя или несколькими ножами с идентичными лезвиями, но это установить невозможно. Других ранений как будто нет. Судя по всему, кто-то его держал, а другой наносил удары. Потом тот, кто держал, помог прикончить.
— Когда наступила смерть?
— Этого я сказать не могу. Вероятно, где-то между десятью часами вечера в пятницу и десятью утра в субботу.
— В пятницу он до полуночи находился в участке, — ехидно заметил Твикер.
— Что доказывает, как трудно по прошествии двух суток установить точное время смерти, — невозмутимо сказал хирург. — Быть может, точное время удастся установить по вскрытии, и то с колебанием в несколько часов в ту либо иную сторону.
Они провели в коттедже около получаса. Обнаружили в кухне пустые бутылки из-под пива и остатки пищи. Лестница, ведущая наверх, давно развалилась, и попасть туда было невозможно.
— Как же это могло случиться? — вслух размышлял Твикер. — Выходит, Джоунз не убегал из дома, как считает его отец. Та записка, которую он видел, повелевала ему явиться на встречу в коттедж, где обычно собирались мальчишки. Здесь его допросили, и он сознался, что раскололся нам. А может, они и без того знали, что он в их шайке самое слабое звено. Так или иначе, они его убили. Скорей всего это сделал сам Гарни, который собрал всю шайку и преподнес наглядный урок того, что рты следует держать на замке.
Лэнгтон кивнул.
— Похоже, так оно и было. Следовательно, мы опять-таки обнаружим здесь следы всей шайки, что не больно поможет нам опознать конкретного преступника.
Молчание нарушил Норман.
— Остается единственный способ, о котором и говорил шеф, — вытянуть все из них силой.
Фэрфилд с Хью сидели в «Гранд» и пили джин.
— Ну-с, молодой Хью, что вам подсказывает ваш инстинкт журналиста относительно дальнейшего хода событий?
— Сюда нагрянут репортеры из Лондона.
— Верно. И плакала ваша построчная оплата. Однако это не то происшествие, от которого впадают в экстаз наши редакторы. Мрачновато. Я полагал, все будет несколько по-другому.
— Твикеру нагорит?
— Само собой. Ему уже как-то нагорело. Но я хотел сказать, что такой поворот дела всколыхнет волну насилия. Будущие победители алчут крови.
Фэрфилд кивком велел бармену наполнить их стаканы. Хью хотел было отказаться.
— Не глупите, мой мальчик. Эти маленькие билетики в рай покупает нам «Бэннер». Я сказал, они алчут крови. Теперь полетят головы. Полиция постарается предъявить кому-нибудь из этих парней обвинение в убийстве и приложит все усилия к тому, чтобы оно сработало. В ход будут пущены самые жестокие методы. Уловили мою мысль?
— Нет, не совсем.
— Попытаюсь объяснить. Как я себе представляю, им едва ли удастся предъявить обвинение в убийстве всем пятерым, поэтому внимание сконцентрируется на ком-то одном, а остальных прижмут к стенке и заставят накапать па сообщников.
— Понимаю.
— А как вы думаете, он виновен, этот мальчишка Гарднер? Может ли такой хлюпик, как он, зарезать ножом человека?
Что он мог ответить на этот вопрос? Он вспомнил, как мальчишка вырвался из его рук и метнулся в сторону Корби.
— Я не верю, что он способен на такое, — рассуждал Фэрфилд. — Интересный тип этот его папаша, настоящий убежденный лейборист. А сестричка — девица с характером. Имея таких родственничков, можно быть беспечным дурачком, но только не убийцей.
Хью вытер ладонью лоб. В баре было душно.
— Надеюсь, он не убийца. Мне нравится Джилл. Но чем мы можем ему помочь?
— Если мы с вами придем к совместному внутреннему убеждению, что он не виновен, надеюсь, «Бэннер» захочет заплатить за его адвоката. А мы тем временем будем вынюхивать по всем углам улики в его пользу.
Их стаканы снова были полны. У Хью мелькнула мысль, что Фэрфилд завел этот разговор под действием алкоголя. Но нет, потрепанная физиономия его друга была серьезна и даже сурова.
— А может, мы ставим телегу впереди лошади? Ведь еще неизвестно, предъявят ли Гарднеру обвинение в убийстве?
— Гарни как пить дать предъявят. А этот парнишка его самый близкий дружок.
— Остальные же скажут все, что угодно, лишь бы спасти свои шкуры.
— Ага, дошло-таки. — Фэрфилд пристально разглядывал содержимое своего стакана. — Чтобы спасти свои шкуры. Теперь полиция здорово их прижмет.
Так оно и случилось. На допрос бросили шестерых полицейских. Его направляли по двум руслам: дополнительные сведения, касающиеся обстоятельств убийства Корби, и обстоятельства убийства Роуки Джоунза. Твикер на первых порах не принимал участия в допросе. В восемь тридцать вечера в понедельник к нему в кабинет заглянул Норман и сказал:
— Жарков готов. Похоже, и Эдвардз тоже.
Ночной холод пробирал до самых костей, но с Нормана струился пот.
Они прошли лабиринтом коридоров в маленькую комнатку. Щуплый смуглолицый Тэффи Эдвардз, съежившись, сидел на стуле. Кроме него, в комнате было два детектива. Эдвардз стучал зубами и был белее стены.
— Хочешь кофе? — спросил у него Твикер.
— Да.
На лице подростка не было следов от побоев, но он прижимал ладонь к щеке.
— Вот его показания, сэр.