Без наставника

— В начале урока истории, в прошлый четверг, преподаватель опрашивал нас по заданному материалу. Тема: «Гитлеровская политика свершившегося факта». Этот метод — fait accompli — приносил Гитлеру успех до 1939 года.

Ученики, которые были вызваны, к счастью, подготовились, потому что Гитлер нас интересует. Из беседы с преподавателем, которая за этим последовала, мы узнали кое-что о сопротивлении Гитлеру внутри Германии. С самого начала у Гитлера имелись открытые противники: священники, политические деятели, бывшие профсоюзные функционеры, художники, военные, ученые, а также совсем простые люди, не принимавшие гитлеровского режима.

Однако объединить все эти группы и отдельных противников Гитлера в активное движение Сопротивления не удалось.

Причин этому три. Первая: иностранные державы недостаточно поддерживали Сопротивление против Гитлера. Вторая: гестапо работало безотказно. Даже в собственной семье люди не могли доверять друг другу. Третья: между отдельными группами Сопротивления существовали значительные политические и религиозные разногласия.

…уже то, в каком порядке он перечисляет причины неудач Сопротивления, показывает, как отчаянно цепляются они за ту мысль, что не Германия — нет, а весь остальной мир виноват во всем, что они сами теперь, искренне потрясенные, называют «величайшей трагедией Германии». И что в конце концов было все-таки преступлением. Одним из самых кровавых преступлений в истории человечества, совершенным правительством Германий с ведома и одобрения подавляющего большинства немецкого народа, которое избрало и поддерживало это правительство. Довольно многочисленная фаланга вплоть до горького конца. Это неопровержимые факты, однако они пытаются их опровергнуть! Этот вот Мартин Петри — толковый, порядочный парень; целый год он ждет не дождется летних каникул, чтобы можно было опять поехать во Францию — удить рыбу на берегу Марны с приятелем-французом. Он, конечно, путает порядок причин бессознательно. Но эта ошибка не случайность: кто-то другой, многие другие путают сознательно, во мгновение ока они меняют местами причины и следствия. Совершенно сознательно и методично.

Не нацисты, нет, русские и поляки виновны в том, что теперь существует эта гноящаяся рана по Одеру — Нейсе. Кто они, эти люди, что своим политическим Шулерством ставят под угрозу будущее и снова морочат немецкий народ? Нет, ведь, положа руку на сердце, я и сам не верю, что это делается со злым умыслом — из реваншизма, как называют это те, другие, которые сами взяли реванш. Все происходит из-за того, что человечество испокон веков никак не отстирает грязное белье — белье Пилата… Белье трусости, оппортунизма…

— Ты забыл назвать по меньшей мере одну причину провала антифашистского Сопротивления, Петри.

— Борцы Сопротивления были бессильны! Я хочу сказать, у них не было бомб и так далее.

— Шанко!

— Не нашлось человека, который отважился бы уничтожить Гитлера.

— Гукке!

— Немецкий народ, широкие массы не поддерживали Сопротивление. Возьмем, например, двадцатое июля. Мой отец говорит, что в его роте к тому времени почти все уже были против Гитлера, но для порядочного немца существовал только один путь: сначала выиграть войну, а уж потом посадить Гитлера на цепь! Все другое было бы предательством и государственной изменой.

— Как, Гукке? Речь идет о двадцатом июля 1944 года, и вы говорите: «сначала выиграть войну»?

— Да! Мой дядя был в Пенемюнде. Если бы не эти трусливые собаки саботажники, англичане уже в 1944 году стояли бы на коленях. Шестьсот шестьдесят тонн «фау» мы могли бы ежедневно…

— Минутку, Гукке, мы сейчас снова вернемся к этому. Только сперва один вопрос; что тебе приходит на ум, когда ты слышишь выражение «народный трибунал»?

— Народный трибунал? Да, был такой — в Нюрнберге. Там судили всех, кто представлял идеи национал-социализма. Строго говоря, это было несправедливо. Немцам там не дали и слова сказать. Их просто засудили. Большинство обвиняемых были повешены.

— Есть другие мнения? Нусбаум?

— Справедливо-то оно, пожалуй, было. На скамье подсудимых сидели и настоящие бандиты. Но юридически это неправильно. Закона, согласно которому их повесили, раньше не существовало.

— И эти слова — «народный трибунал» — никому из вас больше ничего не напоминают? Фейгеншпан?

— Народный трибунал был вовсе не в Нюрнберге. Так древние германцы называли свой родовой суд.

— Ремхельд!

— Народные трибуналы бывают только в коммунистических странах при показательных процессах.

— Затемни?

— В «народном трибунале» в Берлине под председательством Роланда Фрейслера разыгрывался процесс участников заговора двадцатого июля.

— Да, именно разыгрывался. Удивительно, каким выразительным может быть наш язык, верно? Так вот, в числе обвиняемых находился граф Шверин фон Шваненфельд. Когда Фрейслер спросил его, почему он примкнул к мятежу против Гитлера, состоялся, как гласит протокол, следующий диалог:

«Шверин. Я подумал о многочисленных убийствах.

Фрейслер. Об убийствах?

Шверин. Совершенных в Германии и за ее пределами.