Без наставника

Фрейслер. Вы гнусный подонок! Вы раскаиваетесь в собственной подлости? Да или нет — раскаиваетесь?

Шверин. Господин председатель…

Фрейслер. Да или нет, я требую четкого ответа!

Шверин. Нет!»

Или вот еще: ты, Гукке, может быть, когда-нибудь расскажешь это своему отцу и поговоришь с ним на эту тему, обер-лейтенанта Вернера фон Гефтена тот же Фрейслер спросил, почему обер-лейтенант нарушил клятву верности своему фюреру. Он ответил: «Потому что я считаю фюрера воплощением злого начала в истории!» Гефтен погиб, так же как Шверин и его друзья, во имя той убежденности, того достоинства, той человечности и того светлого разума, которые содержит в себе этот ответ!

Прежде чем мы снова вернемся к разговору о двадцатом июля, — а мы должны еще раз поговорить об этом, и даже как можно подробнее, — до этого я постараюсь сообщить вам фактические сведения, точные данные о периоде между 1938 и 1944 годами. Наша следующая тема называется: «Начало второй мировой войны».

…мой отец говорит: «Грёневольд преподает вам историю как иностранец! Все происходило совсем не так. Ведь его здесь даже не было. Держу пари, что он еврей». Не знаю. Он же посещает нашу церковь. Но бывают и крещеные евреи. Впрочем, меня это мало интересует. Роже из Шалона тоже еврей. А мне это все ровно, как и ему все равно, что я немец! Он даже рассказал мне несколько стоящих еврейских анекдотов. Например, про автобус, который идет в Тель-Авив… что там дальше? Жалко, забыл. В следующий раз возьму да и спрошу Ребе, еврей он или нет. Его обо всем можно спрашивать, он никогда не увиливает, не делает sidestep[23], он порядочный человек. И я не думаю, что он мне снизит отметку за то, что я малость напутал насчет Сопротивления. Наверно, будет тройка. Сойдет. Больше-то я и не заработал. История меня не интересует. Каждый говорит по-своему. Вот Лумумба здорово знает новейшую историю. Он каждый вечер слушает радист ГДР. А те рассказывают всю эту белиберду опять же на свой лад. На левый лад. Поди тут разберись. Что это там Ребе плетет про радиостанцию Глейвиц? Это ж чистый детектив! Если я сегодня за обедом расскажу это дома, отец опять так раскипятится, что вся еда остынет. Это сделали поляки, говорит он. Это сделали нацисты, говорит Ребе. Ну их всех к чертям — и тех и других — с их вонючей политикой! Соединенные Штаты Европы — вот единственно стоящее дело.

От Урала до Лиссабона. Осталось три минуты. Сегодня вечером пойду с Гиттой в кино. Хоть бы она не вздумала привести с собой Карин! Та потом тащится сзади, как собачонка, до самого дома. Если Лорд отдаст мне марку за сигареты, то у меня хватит еще на две порции эскимо в «Милано». Тридцать секунд. Теперь Ребе еще придумал доклады! Я молчу. Тройка мне в самый раз. Конечно же, вызвался Фавн…

— Она дура, а он тоже юрист! — сказал Нонненрот. Если правительство на три четверти состоит из юристов — откуда здесь взяться святому духу?

— Не думаю, что причина в этом, — заявил Харрах. — Учителя начальных школ устроились неплохо, штудиенраты — тоже. Я вас спрашиваю, господа, почему? В чем дело?

Нонненрот махнул рукой.

— Могу вам точно сказать: кума учителя из лесной школы и ку́ма учителя из степной школы тянет за уши профсоюз, а у господ с высшим образованием сидят в ландтаге их бывшие дружки — корпоранты!

— Корпорация студентов-католиков! — сказал Матцольф.

— Вот именно.

— Преподаватели профессиональных училищ и учителя приготовительных классов — все получили прибавку, все, кроме нас.

— А ведь здесь есть какая-то преднамеренность.

— Вот, вот. Чувствуешь предвзятость, и просто не хочется работать.

— Вы только сейчас это заметили? Я еще два года назад писал об этом в союз.

— В союз! Да перестаньте вы говорить об этом союзе!

— Кто, по-вашему, ведет переговоры с финансовым комитетом? Неужели союз? Нет, президиум! А это совсем другое дело, господа.

— Правильно. А вы, шутки ради, хоть раз поинтересовались, кто сидит в президиуме? Три директора и два вице-директора, — сказал Матцольф.

— Вы только послушайте!

— У кого крест, тому и благодать.

— Никак не пойму, чего вы так волнуетесь, — сказал Нонненрот. — Зачем вы вступили в этот ублюдочный союз? Я больше таких вещей не делаю.

— Ну, ваша позиция тоже неправильна, уважаемый коллега! — горячился Хюбенталь. — Надо, чтобы кто-то представлял наши интересы, не то в один прекрасный день нас вообще затрут.

— Чувствуете вы теперь, откуда ветер дует? СПГ не препятствует тому, чтобы среднюю школу у нас засосало снизу и ее поглотила бы начальная, а ХДС отдает нас на съедение сверху, то есть гимназии!

— Детки, хотите — сердитесь, хотите — нет, а меня все это интересует, как прошлогодний снег, — сказал Нонненрот. — Те несколько лет, что мне осталось здесь ишачить, я уж как-нибудь перетерплю. А там — мое почтение, дедушка собирает почтовые марки!

— Что ж, дорогой коллега, если у вас уже вообще не осталось ни капли идеализма…