- Она какого возраста?
- Годов пятьдесят пять.
- Когда вы пришли, все ключи были на месте?
- Все. Кроме того, - охранник высоко поднял голову, указав глазами куда-то на самый верх. - Он ведь обычно поздно засиживается.
- Кто-нибудь входил в музей при вас или уходил?
- Нет, все уже разошлись. А входить - никто не входил.
- Каких-нибудь посторонних звуков, шумов, голосов оттуда, сверху, не слышали?
- Никаких. Все было тихо.
- А почему Гилевский, как вы заметили, обычно засиживается?
- Профессор он, что ли, одинокий. Одинокому домой неохота идти, стены целовать.
- Откуда вы знаете, что он одинокий?
- Фоминична говорила. Она-то тут про всех знает, почитай, четверть века отсидела в этом закутке.
- При каких обстоятельствах вы обнаружили, что Гилевский мертв?
- Я поднялся сделать обход, ну, и заглянул к нему, спросить, как долго он еще там будет. К нему так не войдешь, суровый, осерчать может, у него даже табличка висит для посторонних, я и постучал, он не ответил, я еще раз, погромче, тоже молчок. Я приоткрыл дверь и сразу увидел, что он лежит.
- Вы пытались что-нибудь сделать, оказать помощь?
- Нет. Только пульс пощупал. Нету пульса. А из-под головы у него кровь натекла. Я позвонил в "скорую", мол, так и так, в милицию.
- Вы тело Гилевского не трогали, не переносили с места на место?
- Никак нет, нельзя ведь. Читал про это.
- А к каким-нибудь предметам, вещам, бумагам на столе не прикасались?
- Ни в коем разе. Мне они ни к чему. Да и напугался, честно говоря. Это же надо, чтоб в мое дежурство такое!
- Вы, когда остаетесь здесь на ночь, включаете сигнализацию изнутри?
- Непременно. У нас тут две сигнализации: одна общая - залы, где экспонаты. А у профессора, где хранилища, отдельная, своя. Он обычно сам ее включает и сдает на пульт.
- Ключи от своего кабинета Гилевский тоже сдает вам?
- Сдает, когда уходит.
- А там у него очень ценные вещи?
- Про то не знаю. Видно ценные, коль отдельная сигнализация и табличка на дверях, чтоб никто не входил.
- Милиция скоро прибыла после вашего звонка?
- Минут через двадцать приехали.
- Что ж, Тарас Петрович, спасибо вам, - она поднялась.
- Что скажете, доктор? - спросил Войцеховский.
- Скажет вскрытие. А пока что - черепно-мозговая травма. Нанесена сзади в затылок, либо при падении ударился о чугунную лапу вешалки. Вы видели эту вешалку? Допотопная.
- Да. Четыре чугунных лапы, на них она стоит. На одной, что ближе к голове трупа, пятно от крови и два клочка кожи... Но первичный ли это удар? - риторически спросил Войцеховский. - Когда наступила смерть?
- По первой прикидке часа два-три назад... Вы меня отвезете?
- Разумеется, Варвара Андреевна.
Войцеховский обратился к замдиректору музея:
- Антон Сергеевич, почему Гилевский так поздно находился в кабинете?
- Это давняя привычка, насколько я знаю.
- За последнее время у вас никаких хищений не произошло?
- Нет.
- И попыток не было?
- Нет.
- Ну хорошо... Подождем результатов вскрытия... Кабинет следователь опечатает. Подробности, полагаю, начнутся завтра-послезавтра... Варвара Андреевна, будьте добры, позвоните, пожалуйста, к себе, пусть приедут и заберут тело...
В это время в кабинет вошла Паскалова.
- Можем ехать, - сказал Войцеховский.
Ехали по городу. Джума спросил Войцеховского:
- Что-нибудь нашел, Адам?
- Ни черта в общем. Все подробно начнем завтра с утра при свете дня.
- Кого арестовывать будем? - спросил Джума.
- Тебя, - сказал Войцеховский.
- Не возражаю на месячишко в одиночку. Даже без санкции прокурора. Надька моя передачи будет носить. Ты приходи, Адам, в мою одиночку, угощу, Надька хорошо готовит.
- Знаю. Вкушал.
- Только вот за что меня арестовывать?
- За то, что при двух дамах без галстука.
- Ненавижу галстуки...
Паскалова слушала болтовню, понимала, что этих двоих связывала если не дружба, то многолетнее общение, совместная работа, совместимость характеров, и, возможно, взаимное уважение за какие-то деловые качества или стороны характера.
- Когда будут результаты вскрытия? - спросила она Котельникову, когда подъехали к невысокому зданию, где размещалось бюро судебно-медицинской экспертизы и морг.
- До перерыва все будет для вас готово, - ответила Котельникова, попрощалась и вышла из машины...
Было начало одиннадцатого. Они втроем сидели в кабинете Войцеховского. Паскалова позвонила Щербе домой.
- Ну что там? - спросил Щерба. - Убийство?
- Неясно, Михаил Михайлович. Смерть от черепно-мозговой травмы. Примерно за два часа до обнаружения. Я беседовала с охранником. Вроде ничего необычного.
- Кто-нибудь из руководства музея был?
- Замдиректора.
- Что он говорит?
- С ним, по-моему, Адам Генрихович разговаривал.
- Напрасно вы не поговорили. Сейчас он свежий, а завтра остынет. Завтра соберемся у меня. Кто из угрозыска был?
- Агрба. Мы тут втроем у Адама Генриховича.
- Передайте ему трубку.
- Ваше мнение, Адам Генрихович? - спросил Щерба, когда Войцеховский взял трубку.
- Еще трудно сказать. Замдиректора музея я оставил на завтра Кире Федоровне. Он был в шоке. Из него ничего нельзя было вытряхнуть.
- Не упустим чего-нибудь с ним, остынет ведь?
- Не думаю.
- Тогда до завтра...
3