— Я думаю, тебе стоит задержаться, побывать с Максимом в полку. А я загляну к снайперам через недельку, потолкую. Сейчас новые дивизии должны подойти, и дел в политотделе немало, — заметил Рассохин.
Я шел по луговой дороге к Дону, слушал Максима и думал: «Милый юноша, душа нараспашку». Он говорил по-русски без малейшего акцента. Мне нравилась его откровенность, задор и та какая-то особая улыбка, которая делала скуластое лицо по-мальчишечьи добрым, беспечным. Родился Максим в глухом таежном селе Катар, в школе учился до четвертого класса в поселке Найхен, потом в районном центре Троицком окончил семилетку и, по совету отца, добровольно пошел на фронт — отомстить гитлеровцам за без вести пропавшего старшего брата Павла. Шестилетним мальчиком вместе с отцом стал охотиться на белку и с тех пор не расставался с ружьем. Когда Максим подрос, отец взял его с собой на Вандонскую сопку. Она находится на левом берегу Амура между Комсомольском и Хабаровском. Вершина ее таинственно сверкает вечными снегами. Сопка славится среди охотников обилием всякого зверя.
— Ты с отцом на медведя ходил?
— Много раз. Почему-то говорят: неуклюжий медведь. Это неправда. Тот, кто охотился, знает, какой ловкий медведь, сильный и сообразительный.
За Доном дорога пошла в гору. Слева темнел поросший дубняком глубокий овраг. За ним сиротливо стояла на пригорке, словно подбитая птица, серая с поломанными крыльями ветряная мельница. Дорога, обогнув поросшее кугой болотце, потянулась к подковообразной, с полынной сединой высотке, сплошь изрытой землянками.
Повидаться с Максимом Пассаром пришел даже Иван Прокофьевич Сиваков, суровый, властный командир полка. В его густых черных волосах пробивалась чуть заметная седина. Говорил мало, держался строго, замкнуто. А комиссар полка Виктор Кривич (перед войной работал в Киеве секретарем партийной организации трамвайно-троллейбусного треста), этот высокий рыжий человек, говорил быстро и очень много. Обычно такие люди любят пустить пыль в глаза, слова произносят громкие, растягивая, как гармонь, а на поверку дела у них оказываются крохотными. Но уже к вечеру убедился: Кривич — весьма дельный и целеустремленный политработник. Число метких стрелков растет в каждой роте. Кривич вместе с Сиваковым всячески поддерживают мастеров огня. Побывав в подразделениях, узнал Кривича и как энтузиаста снайперского движения, а «каменного человека», грозного служаку Сивакова увидел совершенно другим за ужином. Разговор зашел о фронтовых писателях. Обращаясь ко мне, он неожиданно сказал:
— Я очень сожалею, что вы не приехали вместе с Леонидом Первомайским. В этой землянке он недавно читал замечательные стихи. Одно попросил вписать мне на память в тетрадь.
Уж чего-чего, а такого не ожидал. Между тем Сиваков достал из планшетки толстую тетрадь, не спеша раскрыл ее, и я увидел четко переписанное рукой Первомайского стихотворение «Земля».
После ужина отправился ночевать в снайперскую землянку и тут только, поговорив с Максимом Пассаром, понял: изготовка для стрельбы лежа — целая наука и проходят ее долго, старательно. В меткой стрельбе даже ружейный ремень играет важную роль. Он должен связывать левую руку и винтовку в одно целое. Снайперу необходимо ощущать приближение выстрела. Для этой цели он отлаживает спуск курка, делает его с небольшой протяжкой. Отбирая патроны, мастер огня обязан следить, чтобы пули не имели царапин и забоин, а гильзы — вмятин.
С возвращением Максима Пассара в полк Сиваков с Кривичем решили держать противника в постоянном напряжении. С этой целью снайперы полка весь день находились на наблюдательных пунктах, и оттуда каждый заранее выбирал себе место для будущей огневой позиции.
На Дону немцы обычно находились на более выгодных рубежах, нежели наши войска. Почти все высотки были в их руках. Но вблизи хутора Вилтова полк Сивакова занимал господствующую высотку, а противник — низину. За высоткой стояли высокие, неубранные хлеба. Среди бескрайней пыльной нивы виднелись колья проволочных заграждений, темнели рубцы вражеских траншей.
Ночью степь тускло осветил горячий осколок месяца. Саперы шли готовить в хлебах снайперские позиции. За час до рассвета снайперская команда успела позавтракать, осмотреть оружие, надеть ватники. В окопе придется лежать неподвижно, надо одеваться потеплее. Я посматривал на Пассара — полное спокойствие. Салбиев и Боян — невозмутимы. На лице Лякера какая-то презрительная усмешка.
— Лякер, вы не думайте, что у немцев не найдется стрелка, который сможет потягаться с вами. В последнее время в подготовке к выходу на огневую позицию проявляете небрежность. Вы храбрый, бесстрашный боец, но на поле боя потеряли осторожность. Сегодня отдыхайте, займитесь молодыми стрелками, а вечером поговорим.
По дороге на КП Кривич признался:
— Не хотелось мне при корреспонденте так поступать, но дальнейшее попустительство приведет к непоправимой беде. Лякер прекрасный снайпер, но зазнался. На противника смотрит сквозь пальцы. Как видите, мало вырастить хорошего стрелка, надо его еще и воспитать.