Без объявления войны

— Общая задача танковой бригады вам известна, товарищи корреспонденты, — сказал. — Прорвать оборону противника, пробить в ней для пехоты брешь. Танки, как вы видели, маскировались в Клетской за домами. У нас был один проход на высоту, местность позволяла двигаться только по дороге. Когда пехота поднялась на возвышенность, мы сейчас же пошли вслед за ней колонной, а потом развернулись в линию. Передний край противника прорвали успешно, потому что все рода войск действовали согласованно и вовремя поддерживали друг друга. Когда пехота наступает, танкисты видят, как оживают вражеские огневые точки, их тогда легко уничтожать. А тут еще в боевых порядках пехоты оказалась артиллерия, и она, конечно, помогла нам. Хочу сказать, что во время прорыва в своем радийном танке находился командир бригады Невжинский. Он хорошо руководил атакой.

— Смотрите, ребята, смотрите, — послышались радостные голоса.

Все оглянулись да так и застыли, всматриваясь в посветлевшую степь. Вдали с возвышенности лавиной скатывалась танковая колонна. Это шел не танковый полк и не бригада, а целый корпус тяжелых КВ и стремительных, вертких «тридцатьчетверок». Над головным танком реяло на ветру красное знамя и, по грудь высунувшись из верхнего люка, генерал разноцветными флажками подавал сигналы. Эти флажки как бы говорили: смотрите, танкисты, вас ведет в бой сам командир корпуса. В походную колонну стройся! Вперед, за мной!

За танками шли грузовики с пехотой, с пушками на прицепах. А за ними поэскадронно пролетали конники в бурках, как черные орлы.

Незабываемые минуты: наши войска развивают наступление. Откуда взялась такая сила? Мы долго отступали. С каким нетерпением ждали то время, когда снова пойдем вперед.

И вот оно настало. 19 ноября 1942 года, ровно в полдень, наши подвижные войска введены в прорыв!

Да, бывает такое мгновение, когда слезы помимо воли наплывают в глазах, и вызваны они не тоской и горем, а чувством радости, гордости за свою Родину. Вот они идут, долгожданные стальные уральские богатыри, и на страх врагу от тяжелой их поступи дрожит степь.

Войска прошли. Снова срываются хлопья мокрого снега. Степь туманится, темнеет. В тылу у нас далеко на правом фланге бьют «катюши». Разрывов не слыхать, но зато видно, как, словно из-под земли, веером летят раскаленные стрелы. Значит, противник еще удерживает в своих руках на берегу Дона станицу Мело-Клетскую. То на севере, то на западе вспыхивают зарницы — бьют далекие батареи. Обстановка за Доном начинает напоминать «слоеный пирог». Проходит слух, что где-то в степи, близко, бродит румынская танковая дивизия. Возвращаться за Дон поздно. Повалил снег. В степи в такую погоду легко заблудиться или же наскочить на минное поле.

Ночуем с Халемским на КП стрелкового полка. В степи найден какой-то полуразрушенный кирпичный не то сарай, не то дом. Кем он и для чего построен, трудно понять. На земляном полу две крышки от роялей, на которых спали гитлеровцы и грелись, разводя огонь на большом медном блюде. Все оно в тонких, замечательных узорах. Добыл его, очевидно, давным-давно какой-то донской казак в кавалерийском набеге или в походе, а фрицы затащили эту редкую вещь в убогую кирпичную развалину.

С рассветом мы уже в дороге, спешим в редакцию. В Пуховском Иван Ле и Леонид Первомайский. Радостно встречаться с друзьями. Вспоминаем прошлое, надеемся на скорую победу. Мои крещенные огнем товарищи только что приехали из штаба фронта. Настроение у всех приподнятое, боевое.

21

Леонид Первомайский предлагает мне поехать в 23-ю дивизию к Сивакову. Я быстро заканчиваю информацию о прорыве под Клетском, и вездеход Кирюшова мчит нас за Дон. Мокрый снег, грязь. На крутых подъемах надрывается «виллис». На КП полка добираемся пешком. Ивана Прокофьевича Сивакова застаем в только-что занятом немецком блиндаже. Как всегда, гитлеровцы не жалеют чужого добра. Блиндаж весь из березы, с тройным накатом бревен. Жужжат зуммеры полевых телефонов, работает рация. Сиваков руководит боем. Подталкивает вперед комбатов, мол, хватит топтаться на месте. Приказывает артиллеристам подавить ожившие на высоте вражеские огневые точки. Отрываясь от телефона, Сиваков крепко пожимает нам руки.

— Бой ведем перед Осинками за гряду высот. Продвижения у нас пока нет. Но мы здесь сковали значительные силы немцев. Нашим соседям легче наступать, — бросая взгляд на карту, он обводит красным кружком Паньшино. — Вот если двести четырнадцатая дивизия прорвется, Бирюков возьмет Вертячий, может получиться красивая операция. Вся сиротинская группировка противника окажется отрезанной от переправ. Она не успеет отойти за Дон.