Без обмана 2

– Макото, как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросила девушка. – У тебя жар. Очень сильный.

– Немедленно в постель, сын, – среагировал папа, он бесцеремонно дотронулся до моего лба, как имеют право одни лишь родители, и подтвердил диагноз Цуцуи. – Температура под сорок. Я позвоню доктору Китагаве!

– Ничего страшного, я нормально себя чувствую, не надо доктора. И разве она еще не на пенсии? Ей же лет сто!

– По возрасту давно на пенсии, но все еще работает. И доверяю я Китагаве-сан намного больше, чем современным бездарям. Не спорь, сын. Немедленно в постель.

Пришлось подчиниться. Не потому, что плохо себя почувствовал, а больше от того, что папу волновать нельзя. У него сердце. Да и Мияби также как-то чересчур забеспокоилась. Вдобавок я влажное полотенце на голову получил.

– Братик, в торте честно-честно никакой отравы не было. Я ведь и сама его пробовала, – подошла к моей постели Тика. Ну, к папиной постели, которую мне пришлось занять. Где бы еще меня могли разместить?

– Как будто бы я не заметил отраву, – как-то машинально пробормотал я и понял, что заметил бы. Хидео-сан показал себя в том числе и как отравитель. – Но готовить тебе придется научиться, Тика-тян. Иначе будущего мужа тебе не удержать.

– Вот еще! – вздернула носик девочка. – Я буду настолько хороша, что это мужу меня удерживать придется. Тебе правда не плохо, братик Макото? – прохладная детская ладошка дотронулась до моего лба и как будто забрала несколько градусов температуры себе.

– Все будет хорошо.

– Мы с Хиро-саном поехали за врачом! – заглянула ко мне Мияби и тут же пояснила, почему вдвоем. – Он же выпил немного сакэ, пустить его за руль пьяным я не могу!

Не думаю, что одна чашечка сакэ серьезно повлияла на возможность отца водить. И не думаю, что врач вообще мне нужен. Но попробуй их, таких упрямых, переубедить. Люблю их.

Сестра взялась со мной посидеть. Как будто бы я маленький ребенок и нуждаюсь в контроле. Но любая забота приятна. Нужно стойко ее принимать.

– А что за доктор Китагава, братик? – сидеть молча у постели больного и ничего не делать – не для Нииды Тики. Ей нужно всё знать. Воистину будущая обладательница пулитцеровской премии.

– Китагава Хозуки, наша медсестра из деревенской клиники. Когда я был маленьким и только поступал в начальную школу, она уже тогда была очень старой. Не уверен, видел ли ее хоть кто-то молодой. Я ее почему-то всегда побаивался, хотя ничего плохого Китагава-сан мне никогда не делала, да и встречался я с ней очень редко, только когда прививки она мне ставила.

– Может, потому и боялся? Ну, из-за уколов.

– Нет, не потому. Вот просто неуютно мне с ней в одной комнате. И пахнет она так странно.

– Много какие старики воняют. Это они от возраста, а не потому, что они плохие люди.

– Нет, наоборот, в хорошем смысле странный запах. Как будто цветочная поляна. Мне казалось, что все папины пчелы на нее сейчас слетятся.

– И че тогда жаловаться? Вот ты, братик, трусишка был. Добрую старушку с цветочным дезодорантом испугался.

– Сама поймешь, как она придет, – пообещал я.

Описывая доктора Китагаву, я ничуть не шутил – жутковатая она. Очень высокая, как будто в молодости играла за баскетбольную команду. Если во времена ее юности в Японию уже успел прийти баскетбол. Длинные седые волосы редко когда убраны в прическу или косу. Заметно ассиметричные черты лица, как будто состоящего из одних только морщин, среди которых как-то получилось впихнуть глаза, нос и рот, в котором абсолютно все зубы на месте, хоть и пожелтели. Финальный штрих – клюка, которая у врача всегда при себе, несмотря на то, что старуха никогда не хромает. Ни дать, ни взять – ведьма.

Минут через двадцать я услышал, как вернулся папин пикап, на котором выехали за старушкой, которая хоть и всего лишь медсестра, но иначе, чем “доктор”, в народе не именуется. Уважают Китагаву-сан. Много народа она за свою долгую жизнь вылечила. Врачи приходили и уходили, а она так и оставалась на своем посту.

Стоило хлопнуть входной двери, меня накрыл тот самый странноватый дурманящий цветочный запах. И Тика-тян также носом зашмыгала, как будто бы у нее аллергия.

– И кто тут у нас такой весь больной? – услышал я хриплый голос старухи, который меня до глубины костей пронял. Повернул голову. Она и есть. Такая высокая, что вынуждена пригибаться, чтобы пройти в стандартную японскую дверь и при этом не сутулиться. Загорелая до состояния древесной коры кожа. Немного потертое домашнее кимоно, обтрепавшееся внизу, в районе лодыжек. Видимо, не стала наш деревенский медик тратить время, чтобы переодеться.

– А, этот? С ним в порядке все, его атомной бонбой не проймешь. Глянь, какой пухленький, – смех у медицинской сестры показался мне еще более неприятным, чем ее голос. И в бок меня скрюченным пальцем бабка ткнула как-то уж очень больно, в самую печень.

– Но у него же жар, Китагава-сама, – возразил откуда-то позади старухи мой отец.