Как бы там ни было, страдающий старик, несмотря на нарастающие боли, дочери перечить не решался. По закону при таком раскладе мнение врача в расчет не принимается.
(На практике подобный терроризм в семье — явление вполне распространенное. У Эдички так и не получилось связно объяснить, что конкретно в этой ситуации его задело за живое. Тем не менее что-то в нем определенно срезонировало: неурядицы ли в собственной семье, ощущение по жизни схожей безнадежности, еще что-либо. Не исключено, реакция Хазарова была вообще по сути алогична, как у многих героинзависимых людей. Каких только химер не прячет подсознание…)
Иначе или так, больной был обречен на каторжное умирание. Дед, ясно, перспективы сознавал — и очень даже ясно сознавал. Поэтому, когда старик, оставшись с доктором наедине, вполголоса заговорил об эвтаназии, Эдичка не слишком удивился.
На подробности Хазаров был довольно-таки скуп, но картинка в общем представлялась. Может быть, старик заговорил примерно так: «Сынок, ты можешь сделать так, чтобы я не мучился? вообще не мучился, совсем, ты понимаешь?» Вполне возможно, Эдик возразил: «Не могу, я не имею права». Наверное, старик был убедителен: «Ты не думай, я ведь заплачу́, у меня от дочери кое-что припрятано…»
Вероятно, было как-то так, возможно, впрочем, как-то и не так — Хазаров, главное, в итоге согласился. Дельце оказалось на поверку не особо хлопотным. По квартире кое-как старик передвигался и входную дверь открыть был в состоянии. Эдичка пришел (приватно, разумеется), когда он был заведомо один. Остальное было делом техники: загрузив сознание пациента психотропами, Хазаров медикаментозно (кстати, безболезненно) остановил ему дыхание и — собственно, и всё. Оставалось лишь благополучно выйти из квартиры, заперев входную дверь ключами старика, о которых дочь давно забыла. Труда это большого не составило.
На эвтаназии Хазаров заработал пятьсот долларов.
Отложил себе старик на черный день…
Может быть, не стоило бы так подробно говорить об этой эвтаназии — дело по большому счету, в общем-то, житейское, обошлось — и всё раз обошлось. И тем не менее Хазаров был по-своему принципиально прав, поведя отсчет своим смертям отсюда. Как-то слишком уж легко и необременительно случилось у него отправить человека на тот свет — как-то слишком, даже как-то слишком.
Навряд ли это —
История была там такова.
Хазаров, будучи врачом отнюдь не бестолковым, подрабатывал иной раз частной практикой. В общем-то, вполне обычный приработок, строго говоря, противоправный, но среди на что-нибудь пригодных «неотложных» докторов весьма распространенный. Многим пациентам, право, проще неофициально находить себе универсального врача по средствам, нежели стоять в очередях в бесплатных поликлиниках — или же лечиться в платных медучреждениях, многократно переплачивая за официоз.
Нюанс тут часто в том, что лекарь, только-только нарабатывающий себе репутацию, не может быть особо привередливым в выборе клиентов. А неразборчивость, известно, чревата — среди разных страждущих порой попадаются и люди, выражаясь очень мягко, странные.
С одним таким клиентом Эдичка и вляпался. Начиналось всё вполне традиционно и цивилизованно. Как-то на дежурстве он попал на вызов к старичку, сделал всё необходимое, откланялся. Пациент был вроде бы доволен, лечение, очевидно, впрок пошло, у Эдички рука на старика оказалась легкая. Во всяком случае, вызывая в следующий раз, клиент просил прислать к нему конкретно доктора Хазарова. Так у них и завязались отношения.
Жил этот старичок один, для пенсионера был неплохо обеспеченным. Материально человеку помогали родственники — помогали, но не более того, никак иначе в жизни старика участия они не принимали. В любой семье опять же, как в душе́…
Пожалуй, Эдичке бы стоило уже насторожиться и не принимать так сразу предложение старика полечить его системно частным образом. Впрочем, ради справедливости следует признать, что на первый взгляд всё выглядело в общем-то нормально. С профессиональной точки зрения там было с чем работать: застарелая стенокардия, атеросклероз, гипертония — типичный, словом, возрастной набор, который до конца, естественно, не лечится. Старость исцеляется, увы, сугубо радикально, остальное же при надлежащей терапии может быть успешно скомпенсировано. Этим честно Эдичка и занялся.