Без очереди в рай

Впрямь, наверное, нет худа без добра, если так подумать, — а лучше так и думать! — а я и думала именно вот так, нежась по дороге в стойло на умиротворяющем осеннем солнышке, с ленцою рассуждая о вещах, от сюжета весьма далековатых. Например, о том, что действительно на свете не бывает худа без добра и как ни поверни, жизнь всегда чертовски любопытна, и что буде я писательницей, я бы дорожила каждым пустяком, каждым эпизодом и обязательно живописала бы, как лично мне очень симпатичная Дайана Германовна Кейн возвращается на базу и под монотонные сетования колоритного коллеги Лившица о несчастной судьбе старого интеллигентного еврея малахольно думает о том, что если бы она была бы литератором, как Дайнека, или Достоевский, или сам Акунин, например…

Кстати, да, а кто такой Акунин?

Глава 5

Какая, впрочем, разница.

А на базе, если посмотреть со стороны, — а на образцово-показательное отделение любопытно было посмотреть со стороны, — на базе по-своему те же доктора столь же активно обсуждали ту же интригующую уголовщину. Обсуждали по-своему, разумеется, причем и здесь вряд ли кто-нибудь из медиков мог бы всерьез вообразить в роли гипотетического маньяка-старухоубийцы именно врача. Лекарский цинизм — притча во языцех, но то среди своих, чтобы не свихнуться. Представить незаконную (другой не существует) эвтаназию — еще куда ни шло, кто-то из коллег за большие деньги мог бы оскоромиться; но убийство с целью грабежа? Свежо предание, ан верилось с трудом — и тем не менее, пережидая затянувшуюся паузу между вызовами, сомнительную тему на отделении муссировали во всех никому не ведомых и даже, вероятнее всего, вообще не существующих подробностях. Мало ли, что быть того не может; все по-своему…

Словом, взглянем как со стороны.

Пользуясь затишьем, удачно пришедшимся на обеденное время, дежурная смена в полном составе собралась в столовой. Помимо только что приехавших Лившица и Яны, наличествовали штатный зубоскал Забелин, штатный же козел Гайтенко, он же Дуремар, и старшая медсестра рудасовской «неотложки» Алиса Борисовна Цуцко, которой в эти сутки выпало работать за диспетчера. Невесть каким ветром занесло, чтобы вслед за Яной не сказать — как флюс его надуло, выходного Эдичку Хазарова. Гайтенкой быть не запретишь, старшая сестра — должность по определению стервозная, а в остальном — коллектив как коллектив, могло быть лучше, могло быть хуже, ничего особенного; для уживчивой Дайаны Германовны общение даже с не слишком симпатичными коллегами проблем не составляло. Несколько смущал своим необязательным присутствием бывший друг сердечный Эдичка, но на то он, в общем-то, и бывший, чтобы о подобных пустяках больше не заботиться.

Яну с порога взяли в оборот.

— Потеряшка прибыла! Очень кстати, Яночка. Ты уже про нашего серийного убийцу слышала? — радостно вскинулся Забелин.

— Как всегда — самая последняя, надо полагать, — пожала та плечами.

— Неправда ваша, последний нынче Эдичка. Слышать-то он слышал, благо битый час мы об этом треплемся, да только вот беда — ни фига умных человеков Эдуард Евгеньевич слушать не желают-с!

— Это ты-то умный? Трепло ты кукурузное, — раздраженно огрызнулся Эдичка.

— Насчет ума не знаю, но таким трепливым языком только волосатые задницы скоблить, — брезгливо поддержал его Семен Семенович Гайтенко.

— Зато твоим — вылизывать, — отмахнулся Гоша. — Ладно вам, зануды, безответному-то человеку всякий извращенец окорот сделать норовит, — насмешливо парировал Забелин. — Лучше пусть нас Яночка рассудит. Вот скажи нам, солнечная девочка…

— А почему — солнечная девочка? — с неподдельным интересом переспросила Яна, то есть просто я, если кто не понял.

— А потому что в глазищах у тебя солнечные зайчики играют, а в ресницах радуга запуталась. — Забелин подмигнул: — Эх, Яночка, ну всем ты хороша — но почему не рыжая? — дурашливо вопросил неугомонный Гоша.

— Потому что не бесстыжая, — спрятала улыбку Яна.

— Бесстыжая, бесстыжая! Уу-у, какая ты, Яна-несмеяна! — продолжал дурачиться Забелин. — Нет, но всё-таки ты нас рассуди. Хорошо, пусть убийца, пусть маньяк, но при этом я только одного не понимаю…

— Счастливый ты, однако, человек, если только чего-то одного не понимашь, — обронил Хазаров.

— Коллеги, подождите, я другого совсем не понимаю, я совсем другого не пойму, — спохватился на минуту приумолкший Лившиц. — Ради бога, объясните мне, старому интеллигентному еврею, как вообще-то можно умерщвлять, извините мне, живого человека, чтобы только взять у него — что?! Послушайте, что можно взять у беспомощного пожилого человека, что? Одинокие нищие пенсионеры — что с них заработаешь?

— Ай, Марк Наумович, ну я с тебя смеюсь. — Забелин «тыкал» всем, исключая Рудаса. — Чего ж тут непонятного: бабушка — двугривенный, пять бабушек — целковый. Всё дело в бухгалтерии! — объявил Забелин.

— А это то есть как? — уточнила Яна.