Без очереди в рай

— А я тебе ответил… Кстати, всё это хорошо, но кому-то, между прочим, нужно ваши бебехи по местам распихивать. Ну, страшилки всякие, которыми вы пациентов морите: дефибриллятор, капельницы, пневмокомп — всё, короче, что до ремонта сняли. Опять возюка…

— На тебя не угодишь! — рассмеялась Яна. — Кончай капризничать, пошли. — Она в охотку встала. — Дел на две минуты!

— Я вам помогу, — вызвался Хазаров.

— Сиди, сами обойдемся.

— Всё-таки я с вами. — Эдичка настаивал. — Наш террариум единомышленников не одной тебе осточертел, — выйдя в коридор, пояснил он Яне.

Возразить на это было нечего.

— Слушайте, раз так — может быть, вы вдвоем управитесь? — притормозил Калугин. — Я же вам, в общем-то, не нужен — прибамбасы ваши, медицинские, я в них ни бум-бум. В самом деле, братцы, давайте без меня, а я пока бы покемарил, покуда нас опять не запрягли. Весь день башка трещит — честно говоря, я с расстройства давеча того, перебрал немного… Ладушки?.. Янка, вот ключи.

Возражений она снова не придумала.

Не сказать, что Яну этот поворот обрадовал, однако и теперь повода отказываться не было. Причины, впрочем, тоже, просто лишнего общения с Эдичкой наедине ей как-то не хотелось. Общества бывшего любовника она не то чтобы чуралась, нет, отношения между ними сохранились дружеские. Но дружба дружбе рознь, и Яна отлично понимала, что именно такую дружбу, то есть дружбу, скажем так, пост фактум, приватными беседами лучше не испытывать. Прошлое — дело деликатное.

Эдичка, напротив, определенно целил пообщаться, благо монтаж реанимационной аппаратуры оказался действительно процессом совсем необременительным и разговору нисколько не мешал.

— Ты отлично выглядишь, — начал было он, но и сам, видимо, почувствовал, что прозвучало это неоригинально, а следовательно — пошло. — В самом деле, ты сегодня в платье, я тебя в нем никогда не видел, — несколько смутился Эдичка. — Странно, я вообще не припоминаю, чтоб ты их носила, всё джинса с кроссовками… Ты знаешь, в платье лучше, честно, хоть и под халатом, а всё равно — так тебе к лицу, — заключил он скомканно и даже неуклюже.

— Спасибо, Эдичка. — Обижать его Яна не хотела. — Спасибо, не шучу, ты меня утешил: отныне буду знать, что недаром я с самого утра на этих проклятущих шпильках мучаюсь… Не знаю как искусство, но красота точно требует не жертв, а самопожертвования, — иронично добавила она.

— Зато спасает мир, — как-то странно отозвался Эдичка.

— Что-то это мне напоминает, — в деланой задумчивости проговорила Яна, — ага, вот, — щелкнув пальцами, припомнила она:

Посмотри, встает цунами
Над скорлупками квартир:
Так, разделываясь с нами,
Красота спасает мир! —

с выражением продекламировала она и на всякий случай пояснила: — Не обижайся, Эдичка, я как бы не всерьез, оно само на языке вертелось, не знаю даже, кто это сочинил…[3] Извини, сразу признаюсь, я сегодня язва — туфли очень жмут, — вроде бы не собиралась, но всё-таки пожаловалась Яна.

— Ну и память у тебя на чепуховину, — кисловато улыбнулся Эдичка. — А ты помнишь, как мы познакомились?.. — и не дожидаясь ответа на вопрос, на который, впрочем, Яна всё равно бы не стала отвечать, Хазаров без паузы продолжил: — Кстати, а почему ты сегодня при параде? Повод есть? — почти рассеянно, но в тоже время с каким-то напряжением, будто в ожидании чего-то поинтересовался Эдичка.

— Вроде нет, с утра как будто не было. А совсем без повода нельзя? — Между прочим, Яна и себе бы не сумела объяснить, по какому такому исключительному случаю на дежурство она надела изящное обтягивающее платье до середины бедер, более уместное на какой-нибудь светской вечеринке, и туфли на высоком каблуке, требующие изрядного навыка ношения и никак не подходящие для суточной работы. — Сама не знаю, блажь, поди, нашла, фанаберия спросонья накатила, — беззаботно сообщила Яна. — Не напрягайся, Эдичка; разве кто-нибудь нас, женщин, разберет, если мы самих себя не понимаем? — не без толики кокетства заметила она.

— Да, забавно… — Казалось, Эдичка опять пребывал в некоем своем, особом измерении. — А у меня вот есть — я говорю о поводе. — Он опять помедлил и к чему-то словно бы прислушался. — Знаешь, Яна, я непременно должен… то есть нет, не должен… то есть я просто хочу тебе сказать — я опять влюбился!

— С чем вас и поздравляю! Позволь узнать — в кого? — не сдержала, в общем-то, естественного любопытства Яна, с веселой откровенностью добавив про себя: «Интересно, и кто ж эта несчастная?»

— Э-э… в тебя.

— Как, опять?! Спасибо, дорогой, только этого мне недоставало! — Янина непосредственность стоила ее неделикатности. — Стоп, Эдичка, проехали, билет в один конец, здесь одностороннее движение, — решительно начала она, но Хазаров проявил настойчивость: