Без очереди в рай

— Яна, подожди, мне нужно с тобой поговорить, это очень важно, — неожиданно Эдичка запнулся, — хотя, пожалуй, нет… то есть да… нет, важно, разумеется, но я не то сказал… — Он опять споткнулся, — нет, не то… наверно, всё неправильно… Да, а как тебе сегодняшние разговорчики? — ни к селу ни к городу поинтересовался он.

— Никак, — ответила она, несколько, признаться, озадаченная столь резким перескоком, — никак… бред оф сивый кэйбл, у народа мозги набекрень, делать людям нечего. — Яна не стала уточнять, что это же относится и к Эдичке. — Вздор, по-моему, не вяжутся концы, на поверку ерундой окажется. Ты же о маньяке спрашивал?

— Да, наверное…

— Вот и я о том, — «наверное» Яна пропустила, — кто б был против, я не возражаю, но только без меня. По мне оно — прикол для праздной публики, свежий повод болтовню болтать и базар базарить. Будто сам не знаешь, как у нас базары затеваются: всё равно о чем, лишь бы языками зацепиться. Любая нелепица сойдет, а там… а там как в анекдоте, — пригодился ей излюбленный забелинский зачин. — Ты про ежика и медвежонка слышал? Очень просто. Встретились в лесу ежик с медвежонком: «Здравствуй, ежик!» — «Здравствуй, медвежонок!» — именно вот так, слово за слово, шутка за шутку, ежик и получил по морде… Проще некуда; вот и весь маньяк!

— Пожалуй… — Эдик отчего-то болезненно поморщился. — Не смешно, но точно… жалко ежика… — Он опять как будто бы забыл, к чему он это начал. — Конечно, ты права, концы с концами у людей не сходятся. Если бы так просто… Да, кстати, с Алисой ты полегче — стерва та еще, психопатка полная. — Хазаров спохватился: — Послушай, всё-таки я должен с тобой поговорить…

— Эдичка, не надо.

— Подожди, всё это серьезно…

— Эдичка!

— Яна, ты не понимаешь…

— Эдичка!!

Она уже закончила монтаж и стояла около машины. Яна лихорадочно искала способ эту лишнюю и в чем-то даже душную сцену спустить на тормозах, переключить Эдичку на что-нибудь другое — шарила какой-нибудь предлог, по возможности не чересчур обидный, неожиданную реплику, что-либо еще. К сожалению, кроме набившего оскомину маньяка, в голову ничего не приходило, к тому же вся эта сомнительная тема была вроде бы исчерпана. «Вот и весь маньяк, — сама себя передразнила Яна. — Очень жаль, что — весь, слишком быстро кончился, — как бы в скобочках подумала она, — лучше уж маньяк, чем влюбленный Эдичка, раз влюбленный Эдичка хуже, чем маньяк!» Очевидно, в результате не слишком вразумительного, нервного и утомительного объяснения в любви Яну тоже мал-мала заклинило…

(А что ей стоило тогда поговорить?)

Из двух известных зол Яну снова выручило третье. В самом деле, еще бы хоть чуть-чуть, и Эдичку пришлось бы жестоко окорачивать. Ситуация зрела, как фурункул, и вот-вот могла прорваться неприличностью — но по живому резать не пришлось. К припаркованному рядом с «неотложным» транспортом представительному «мерседесу» (к чему еще? ноблесс оближ, хоть и пошловато) в сопровождении двух молодых людей подошел Басмаев. С бодигардами Яна не так давно встречалась — кто-то Гарик, кто-то Стасик, кто есть кто не помнила, вприглядку так сойдет. Завидя посторонних, Эдичка умолк, а Яна вежливо со всеми поздоровалась — с охраной просто, с боссом как бы обозначив уважение. Басмаев ей приветливо кивнул, на Хазарова же глянул мимоходом, как на пустое место, еще раз — со значением — улыбнулся Яне и без лишних слов скрылся в «мерседесе».

Интермедия не заняла и одной минуты.

Машина уехала, Эдичка задумчиво молчал.

— Вы знакомы с ним? — спросил он наконец, и в его голосе прозвучало нечто непонятное, подозрительное, более всего похожее на ревность, до крайности Яне неприятное.

— С Басмаевым? Немного, — сухо ответила она. — По делу в основном, кое в чем у нас что-то вроде общих интересов. — Яна о своих каратеистских подвигах по давным-давно укоренившейся привычке не распространялась. — Тебя что-то смущает? — суше прежнего заметила она.

— Да… нет, не в этом дело… послушай, мне пора. — К сегодняшним Эдичкиным перескокам (сиречь заскокам) Яна как будто притерпелась, но очередной ее настолько озадачил, насколько, впрочем же, вызвал облегчение. — В другой раз… как-нибудь потом поговорим, когда-нибудь… увидимся еще. — Он криво улыбнулся. — Я пойду. — Эдичка действительно пошел, сделал шаг и на ровном месте оступился. — Что такое не везет! Черт, как по заказу… — Он с осторожностью попробовала наступить на подвернувшуюся ногу. — Вроде ничего, растянул немного… До свадьбы заживет… Ладно, я пошел, потом поговорим, еще увидимся…

Он опять странно улыбнулся — так, словно бы болезненно поморщился, — и теперь действительно пошел. Нелепый Эдичка!

Яна против воли задержалась, провожая Эдичку недоумевающим, встревоженным, удивленным взглядом. Что-то шевельнулась в ней, когда он тяжело, будто против ветра, хромал к своему копеечному «жигуленку» — сутулый, дерганый, изломанный какой-то, словно бы запутавшийся весь, как потертая марионетка в ниточках. Что — жалость, сожаление?