Выскочив из машины, она торопливо скрылась за дверью подъезда. Очень хотелось домой – как в собственное спасительное жизненное пространство. Закрыть дверь, включить свет в прихожей, в комнате стянуть с себя тесную одежду вместе с эмоциональной переполненностью утра, дня и вечера. Потом посидеть с Женькой на кухне за чашкой чая… Хорошото как!
– Жень, ты дома? – крикнула Лина в темноту, открыв дверь своим ключом.
– Да, мам… – послышался из комнаты надтреснутый слезный голосок. – А ты почему вернулась? – тут же появилась в прихожей дочка, смахивая со щеки слезу.
– Ну вот… А обещала не плакать! Как же я не вернусь, если ты плачешь? Что, Денис так и не объявлялся?
– Нет, мам…
– Ну и ладно. Сейчас я переоденусь, чаю попьем.
Однако ни до переодевания, ни да чая дело не дошло – обе они, войдя в комнату, вздрогнули от дверного звонка.
– Это Денис! Мам, я сама открою! – бросилась Женька к двери, чуть не сбив Лину с ног.
Она тихо опустилась на диван, прислушиваясь к происходящему в прихожей действу. Говорок оттуда слышался странный, вовсе не мужской. Скорее женский, торопливый, нервно булькающий. Вот и Женька в дверном проеме появилась, пятясь назад. За ней вошла незнакомая женщина. Ступила на ковер, огляделась кругом, будто прицениваясь.
– Да уж, не Версаль… Впрочем, как я и ожидала.
Узрев наконец Лину, сидящую на диване, гневливым жестом вскинула в сторону растерянной Женьки руку:
– А вы, стало быть, мать этой девицы, так я полагаю?
– Да, я ее мама… А вы, собственно, кто?
– Хороший, очень хороший вопрос вы сейчас задали, милая! Что ж вы так плохо свою дочь воспитали, интересно мне знать? Вы посмотрите, посмотрите, что творится!
Она нервно закопошилась в сумочке, выудила оттуда мобильник, потом быстрым жестом подсунула Лине к самому носу, так, что пришлось слегка отпрянуть.
– Нет, вы только посмотрите – сорок вызовов за день! Неужели ваша дочь думает, что таким образом можно приличному парню на шею сесть? Это что еще за наглость такая?
– Так вы мама Дениса, что ли? – запоздало догадалась Лина, почему-то виновато улыбнувшись.
И впрямь, черт его знает – почему вдруг виновато? Может, слишком уж напористо себя гостья повела, ворвалась, как штурмовик-бомбардировщик средь ясного неба, полоснула пулеметной очередью. Хотя с виду вполне себе интеллигентная женщина. И очень даже симпатичная. Ухоженная, красиво причесанная, одета дорого. Не вписывается хамоватый тон в ее облик, хоть убей. С толку сбивает. Вот и выползла на Линино лицо эта растерянная улыбка, да еще и, видимо, дополнительной смелости гостье придала. Ишь, как подбоченилась в боевой стойке.
– Да, именно так, я мама Дениса! И я не намерена терпеть неудобства из-за наглости вашей дочери! У мальчика сессия на носу, а мы вынуждены его к бабушке отправлять, целые детективные истории сочинять о ее тяжкой болезни! Да еще и телефон у него тайно экспроприировать!
– Так значит, Денис уехал… – тихим эхом проговорила Женька, прижав ладони ко рту. – Значит, его в городе нет…
– Да, милая, нет! – быстро развернулась дама к Женьке, зло сверкнув очами. – А как ты хотела, хитренькая моя девочка? Чтобы я для тебя и впрямь обеденный стол накрывала и умилялась твоей пронырливости? Замуж захотела пристроиться за перспективного мальчика, да? Надоело в убогости жить? Одним прыжком в приличную жизнь проскочить захотелось? Нет, дорогая, не выйдет! Не на тех нарвалась!
Выбросив заряд ярости, дама устало бросилась в кресло, втянула в себя воздух, нервно трепеща крыльями носа и воинственно взглядывая на онемевших Лину и Женьку.
Онемение было таким сильным, что, казалось, ни одно слово не сможет проскочить через застывшее горло. Да и слова нужные как-то не находились, всплывали в голове удивленным ответным гневом и тут же лопались, как мыльные пузыри.
– Погодите, что вы… Да как вы… Да что вы такое говорите… – выскочило наконец у Лины первое хрипловатое возмущение.
– Да! И что я такое говорю, интересно! – сузив глаза и скорчив злую гримаску, подалась вперед из кресла гостья. – А вы думали, я свои объятия распахнуть пришла, что ли? Да вы… Да если б вы знали, чего мне… Чего нам с мужем стоила такая жизнь, в которую теперь ваша дочь вот так, за здорово живешь, впрыгнуть хочет! Через какие мы унижения прошли, сколько чужих задниц лизали, чтобы в этой жизни как-то устроиться! Поверьте, и мы когда-то в таком же убожестве жили, – энергично взмахнула она рукой, обводя пространство вокруг себя, – но при этом не свешивали свои проблемы на чужие головы! Все, все сами! Ой, да что с вами говорить… Разве объяснишь…
Она вздохнула было, но, видимо, уловив созревшую в свою сторону попытку к сопротивлению, снова заговорила быстро: