Без помощи вашей

— Ну, известно, чем. Гвардейца казнили, как и всех переворотчиков… не то казнили, не то замучили на дыбе — словом, не позавидуешь ему. А с ведьмой народ решил поквитаться: взяли да и подожгли ей дом. Правда, там внутри ее не оказалось — сбежала накануне, предчувствовала! Темный Идо своим нашептывает…

— А как звали эту ведьму?

— Да кто ее упомнит… кажись, как-то на Л… из благородных была, во как.

У хозяина не возникло даже мысли, что ведьмой и была искомая леди Лейла. Чтобы такая миловидная барышня, как Мира, интересовалась исчадьем тьмы — быть не может.

— Не остался ли в живых кто-то из слуг ведьмы? — осторожно полыбопытствовала Мира.

— А вам-то зачем, миледи? Думаете, они что-то про вашу Лейлу знают? Откуда бы им знать!

— Я хочу расспросить о ведьме. Любопытная история, очень мне такие по душе.

— Нехорошо таким любопытствовать… не к добру это… — Мира вложила в ладонь хозяина агатку, тот не сменил тона, даже не запнулся: — Был у меня один слуга — он прежде у ведьмы служил мажордомом… Звать его Эшби. Высокий, только на старости лет сгорбатился. Он хорошо всю историю знает.

— Могу с ним поговорить?

— Ну, миледи, если не околел, то можете. Он в госпитале святой Терезы лежал — знаете, три квартала в сторону реки?

— И давно он там?

— С тех самых пор, как захворал… Полгода уже будет, или больше.

— А чем хворает?

— Да обычная старческая хворь. Руки-ноги не гнутся, ходить не ходит, а только кряхтит. Но язык, вроде, еще шевелился. Так что, может, и поговорите…

* * *

Итан с тревогой встретил предложение Миры:

— М… миледи, нам не следует!.. Это плохое место для вас. Г… госпиталь Терезы — богадельня, нищие калеки доживают там свои дни. Страшно представить, что вы войдете туда!

— Оставьте, сударь, — отрезала Мира. — Ни один дворянин Дома Нортвуд не свернет на полпути.

— Вы не представляете, миледи, к… каково там.

— Итан, я знаю, что такое госпиталь: большой дом, в нем палаты, на кроватях лежат больные. Вряд ли это меня напугает.

Итан смирился. Он, как и прежде, не чувствовал за собою права спорить с высокородной леди.

Большой дом, в нем палаты, на кроватях — больные. Примерно это и увидела Мира в госпитале святой Терезы. В общих чертах, она оказалась права. В самых общих.

Был смрад. Ударил в ноздри, стоило только Мире переступить порог здания. Смесь запахов мочи, крови, грязной одежды, горькой травы, блевотины и чего-то еще — сладковатого, тошнотворного. Мира с ужасом поняла: то был смрад гниющего мяса.

Стоял сумрак. Массивное здание, похожее на каземат, имело узкие окна. Крупицы света едва процеживались сквозь пыльные стекла. Стены и своды, когда-то белые, давно стали серо-желтыми. Такими же были и простыни.

Больные лежат на кроватях… так представлялось Мире. Здесь были кровати, хворых было раза в три больше. Дощатые нары стояли у окон и являли собою, видимо, привилегированные места. Большая часть хворых лежала на тюфаках или одеялах, расстеленных по полу. Вдоль всех стен, и еще ряд — посреди залы. Каждая палата вмещала до полусотни человек.

Ряды тел на полу, накрытых грязными простынями. Мороз пошел по коже. Мира подавила желание выбежать из палаты, заставила себя опустить глаза и рассмотреть их. Они не были мертвы, хотя и мало отличались от покойников. Первый, на кого упал взгляд девушки, имел красную опухоль в половину лица. У второго губы ввалились внутрь беззубого рта. Третий был лыс, бурые пятна покрывали морщинистый череп.

— Здесь одни старики?..

— Не только, но их много, — ответила сестра милосердия. — Ведь мы — единственная богадельня в районе Линден… Со всего района их приводят.

Разговоров почти не слышалось — лишь редко, кое-где. Однако тишины не было в помине: больные издавали звуки. Кашляли, постанывали, кряхтели. Кто-то дышал с посвистом, кто-то — с хрипом. Кто-то бубнил себе под нос. Взгляд упал на старика, что непрерывно чесал себе руку и стонал.

Впрочем, немало было и тех, кто лежал тихо и неподвижно, уставясь в потолок. Эти пугали Миру больше других. Они не говорили, не мучились от боли, не читали, не смотрели по стороным, похоже, даже ни о чем не думали. Мира похолодела, когда осознала: единственным занятием молчаливых больных было ожидание смерти.

Она увидела трех мужчин, игравших в кости на полу у окна. На голове одного красовался лишай, другой был худ настолько, что ребра вдавились в грудь. Однако Мира долго смотрела на них с неким подобием радости: у этих трех остался хоть какой-то интерес! На глазах у девушки лишайный выиграл горстку семечек. Потом он заметил взгляд Миры и проворчал:

— Смотрите-ка: благородная…

Трое игроков уставились на нее. Она отвела глаза, но продолжала слышать их переговорку:

— Вот так да! Чистюля…

— Давно таких не видал…

Мира поймала за рукав сестру милосердия:

— Скоро ли мы увидим Эшби?

— Почем мне знать?..

Девушка опешила.

— Но ведь вы же нас ведете!

— Вы сказали, его привезли в январе. Зимние — в дальнем крыле, на втором этаже.

— Разве вы не записываете больных поименно?

— Зачем?..